Физиология духа. Роман в письмах

Тем более, что она помогает все обустроить с комфортом, предлагая безотказную мысль: вы разошлись потому, что он оказался недостоин твоей любви.

Кажется, на втором году жизни с ней, когда я удостоверился окончательно, что она предана мне всецело и добиваться более нечего, незачем более подтверждать то, что и так уже очевидно, я изменил ей с ее же подругой. Изменил не из подлости... впрочем, от чего же еще? из подлости, конечно... но неожиданной от самого себя. Нахлынуло. Хотя, вспоминая, вижу, почему нахлынуло: в подруге сполна представительствовало то, чего была лишена моя... назовем ее — возлюбленная (пусть прозвучит и о ней хорошее слово): подруга не отдавалась чувству вся, без остатка, и этот остаток, ее невредимая Самость, горел в темных ее глазах темным же, ужасно интересным вызовом. При этом отношения с прежней возлюбленной оставались для меня прекрасным союзом, неразделимым и вечным; но и к происшедшему c ее подругой в силу непроходимой серьезности не мог же я отнестись как к минутной прихоти природы! Нет, я именно должен был поверить своей серьезности, уговорить себя влюбиться по уши. Так стало сразу две любви — а я даже не задал себе вопроса: а что, если я подделал их обе?

Дорогой, Вы, конечно, уже заметили главную, бросающуюся теперь (почему это теперь всегда бывает потом?) и мне самой в глаза вещь: совершенно разные люди, они объединены одним: они — ушли; и совсем не важно теперь, как — трудно или легко — они уходили. В жизни ч т о всегда важнее того, к а к . Они прешли. Перестали. А ведь любовь “никогда не перестает”. Ни-ког-да. Слово, так мало могущее, может тем не менее сказать: “Никогда!”. “Never!”. “Nie!Niemals!”. “Jamais!”. А что еще, даже музыка, что еще может хоть как-то назвать по имени дыбоволосый ужас перед бездной, куда..?

Да, любовь — что это? проверим себя. Что такое — стол? Что это — любовь? Стол — это стол, все остальные определения подходят и для табурета. Любовь — это то, что никогда не перестанет. Сколько ей ни говори: перестань.

А они — перестали. Значит, это была не любовь? А ведь как я их любила. Я их любила? Помню, что это чувствовала. Но не чувствую того, что помню.

Понимаю вопрос. Почему? почему они ушли — из меня?

Думаю... ах, ничего я на самом деле не думаю, а только все время кажется мне, что это они меня довели. Выдавили из меня всю любовь к ним. Ну да, так и они обо мне сказать могут, слово в слово. А все равно — не могут они так сказать, если честны. Вот что я скажу.

Все отличие женской любви от мужской видно там, где она — умирает. Мужчина перестает любить — сам. Значит, и не любил. Женщина — не сама собой, а только когда он ее к тому вынудит. Дожмет.

Отношение каждой из них ко мне меня не устраивало. Первую (не поставленную мною в известность, что у нее есть соперница) устраивало во мне все — при условии, чтобы я давал ей любить всего себя, как всегда. Она же думала — все как всегда. Второй, поневоле осведомленной о том, что она у меня не одна, нужен был такой я, который бы любил только ее — и доказал это тем, что ушел бы от первой к ней. И ведь это я, я сам подал ей мысль, перешедшую затем в свирепое желание полной моей принадлежности ей. Своим затяжно-страстным увлечением ею я подал ей, а затем усилил мысль о том, что все это может быть и серьезно — да уже серьезно, смотри, серьезней уже и некуда. А раз так... Вторая все более предъявляла на меня права, казалось бы, принадлежавшие первой. Первая же “лишь тенью была, никуда не звала”... Итак, когда вторая окончательно поставила вопрос ребром: или — или, — я, осознав сложность ситуации (того, что уйти ко второй не собираюсь — в ней нет ни малейшей, столь важной и привычной для меня верности и преданности первой, а в отсутствие второй столь замечательные качества первой, влюбленность и преданность, теперь, без контрастирующего вызова, готовности немедленно расстаться со мной и забыть как миленького, будут всегда казаться пресными, недостаточными), решился осуществить свой выбор до конца: уйти от обеих. Со второй это не составило проблемы: самолюбие в ней затмевало все. Одна короткая сцена. Что до первой... долгая сцена. Подробности не делают мне чести.

Я поступил так (как думаю теперь; тогда же думал лишь, как бы это все быстрей кончить) не только из собственной плохости, но и из тоски по настоящему чувству. Оно должно было включать в себя то, что было и в одной, и в другой связи, все, даже взаимоисключающее, соединять в одном. Быть — круглым.

Как бы ни менялось с годами начало очередной любви к нему, как бы по-разному ни разыгрывалась партия в зависимости от опыта, конец всегда один.

Когда появился третий, мне перевалило за двадцать пять.

Ждал ли я прихода настоящего=всеобъемлющего чувства? В смысле: был ли верен этому ожиданию, не сворачивая на случайную боковую ветку? Сказать так было бы правдой лишь наполовину. Я ждал его — вынужденно. И не отказался бы, если бы мог...