Физиология духа. Роман в письмах

Смешно сказать, во всю свою жизнь не имел я ни одной случайной связи. И не оттого, что не хотел — с чего бы? всегда завидовал тем, кто относится к таким вещам просто, а потому столь же просто преуспевает у женщин, которые (не все, не все, но ведь женщин очень много — выходит, многие) страшно просты в обращении (я убеждался в этом не раз, с удивлением глядя на то, какие у моих не всегда казистых, но простых и легких приятелей, интересные и далеко не столь уж приступные на вид подруги), если не завышать им цену и не делать их сложнее, нежели они есть, в их же глазах. Это ведь ей я такую серьезную планку ставлю, а она не находит комфортным слишком большому соответствовать — или, наоборот, примерив предоставленную ей главную роль на себя, уже не может так просто, за здорово живешь, выйти из роли.

Помню, как-то, когда-то, сидели мы с приятелем в бане, и он: пора разбегаться, а податься некуда — остается пойти к (тут он назвал известную тогда женскую фамилию, чемпионки страны, по теннису, кажется), эта всегда примет, баба веселая и всегда готовая. Я, очень еще молодой, спросил: неужели есть приличные женщины, которые в с е г д а не против? неужели они ну совсем — как мы, совсем н е д р у г и е ? Он посмотрел на меня с удивлением и спросил — у тебя что, мало было баб-на-ночь? Вообще не было, ни одной, признался я вполне простодушно. И даже после сильной пьянки? Да говорю тебе — ни одной. Куда же тебя тянула сильная пьянка? Еще сильнее напиться. А дальше? А дальше смертная тоска. Что я, с этим полезу к сидящей рядом? Ну, старик, воскликнул он с жаром, я просто тебе завидую! Ты еще можешь к ним серьезнее относиться, чем к себе.

З а двадцать пять. Уже неслышен свой весенний шум, затмевающий всякий иной звук в мире. Но и слегка битая жизнью, еще я давала себе немалую цену. Такие, конечно же, не валяются на дороге: на незавершенном исходе первой молодости, недурна собой; интеллигентна и, кажется, “умна впопад” — не чужим умом начитанной барышни. Умным мужчинам интересно было со мной говорить — я это видела — не потому, что мужчинам всегда интересно говорить с интересной женщиной. Им было интересно со мной — как между собой, без дополнительной сексуальной приманки, насколько это у них вообще возможно. Но я уже начинала видеть: таких вот умных и интересных женщин — хватает, как и любых других, как завзятых парикмахерш или закадычных продавщиц колбасного отдела; по-своему я столь же типова. Тот, кому откажу я, найдет, если поищет, другую такую же, что-то “мое” в ней утратив, зато что-то “ее” в ней приобретя, а я... я потеряю — ... Ничего не потеряю, а тоже найду. То, от чего отвыкла, давно уже живя с кем-то, — разное одиночество. Включая телесное.

Какое бы сравнение?.. Пока не куришь, тебе это не то что не надо, а просто не думаешь, что для полноты самоощущения нужна еше и такая штука — втягивать дым и выпускать. Но стоит закурить, привыкнуть быть курящим, а потом бросить — томишься, и не от нехватки никотина (бредни!), а от нового чувства собственной недостаточности, ущербности. Правда же, странно, если, прибавив к единице 0,1, а потом вычтя эти 0,1 — получим не ту же единицу, как непреложно должно получиться, а, скажем, 0,576?.. И добавим: пока ты и з в н е курения, ты ясно обоняешь гадкую вонь любой куримой рядом сигареты, будь то “Прима” или “Мальборо”, — и никакие глянцевые коробки, никакие ароматы, исходящие из открытой пачки наилучших сигарет, не в состоянии обмануть относительно того, чем запахнет, как только э т о затлеется и закоптит. Но стоит оказаться в н у т р и — втягиваясь в игру, перестаешь обонять все то, что просто чадило раньше. Как это, кажется, ясно, особенно когда дело касается женщины, существа чуткого к подробностям жизни, запахам цветов и запахам, исходящим из ее же рта... и как это, однако, неукоснительно совершается все новыми нами.

Так точно и я, пока от рождения оставалась девственна, — просто не знала вкуса этого, чтобы страдать от его нехватки; иное дело, я была осведомлена: без этого любовь — не вполне любовь, это — пик любого “романа”. Чаемой любви. Но в этом с а м о м п о с е б е , еще не данном в ощущениях, я непосредственно не нуждалась. Я и без того была — полная. Целая.

Он завидовал мне! Знал бы он, что я завидовал ему. Он не ведал комплекса мужчины-отказника. Отказника, у которого было все, чтобы не быть отказником, кроме умения приняться за дело — просто.

Это и было моим спасением. Потому что если бы какая-нибудь случайная она согласилась — а я бы все равно не смог... Это было бы еще хуже во сто раз! А я бы не смог, точно.