На самом деле это была обычная дыра, заваленная всяким хламом и мусором. Там было небезопасно, любой неосторожный шаг мог привести к чудовищным физическим мучениям. Всюду торчали ржавые гвозди, на полу валялись грабли, шкурки от бананов и развязанные шнурки. Из углов торчали острые вилы, заточенные лопаты, серпы и косы. Даже Индиана Джонс11
обделался бы в штаны от страха и позорно повернул назад. Но страх получить "двойку" по трудам гнал нас вперед. Никто и никогда на моей памяти не получал отрицательных оценок по этому предмету. Великий позор и всепоглощающее унижение были для нас лучшими мотиваторами. Продемонстрировав чудеса эквилибристики, мы подошли к ящику из обсидиана, который на самом деле был простой картонной коробкой, с кучей ножек от стульев внутри. Мы, рискуя быть уличенными на месте преступления, не стали брать первую попавшуюся. Мы стали выбирать лучшую, чтобы утереть носы одноклассникам. Через несколько десятков различных огрызков и калек, мы, наконец, нашли то, что искали. Идеальная ножка, в сто крат лучше женской. Шедевр от настоящего мастера-ножиста. Мечта всех стульев и пример для подражания всех ныне существующих ножек. Лучшее предложение и одновременно с этим – предложение, от которого нельзя отказаться. Мы зачарованно вертели ее в руках, не в силах оторвать взгляд. В руке она лежала как литая. Гладкая бархатистая поверхность, шелковые изгибы, манящие выпуклости и влекущие углубления. Рисунок вился призрачным лабиринтом, заплетаясь в шевелящийся узор змеиных лилий. Я влюбился и уже через мгновение опустился на колено, готовый сделать предложение руки, сердца и души. Но сразу же в колено мне впился гвоздь, разорвав не только штанину, но и обманчивый морок, которым опутала нас ножка. Боль от укола и невыносимая боль от утраты пронзили моё колено, а затем и сердце. Душа вместе с кровью, капля за каплей сочилась из раны. Зато мозги заработали трезво. Взять эту ножку-сирену – чрезвычайно глупое решение. Это очень похоже на ловушку, придуманную хитрым учителем. Оказывается, он не так глуп, каким кажется. Умалишенным придурковатым имбецилом-дегенератом. Но и мы не робкого десятка. Мы раскусили его грязный хитроумный замысел. Скольких учеников он успел сгубить таким образом? Тысячи, сотни тысяч, миллионы? Что он делал, когда они приносили к его дряхлым немощным ногам эту ножку? На что склонял их? Бедняги и бедолаги, ушедшие, сгинувшие, пропавшие. Ваши неприкаянные призраки шатаются по всему свету, не находя себе ни места, ни покоя. Но настал день, настал час, настала минута, когда вы будете спасены. Пробили часы! Пора! Используя грязную окровавленную вонючую тряпку, лежавшую на полу, я схватил ножку, и бросил ее в ведро с соляной кислотой, стоявшее посреди комнаты. Она не успела ничего понять, но прочувствовала все сполна. Ножке – ножья смерть. Ее крик, то есть, треск, до сих пор звучит у меня в ушах. Агония длилась недолго, и вот от ножки уже не осталось никаких следов. Бесследно растворилась, оставив шрамы на наших юных сердцах. Я чувствовал себя Фродо Бэггинсом12, выбросившим кольцо всевластия в жерло Ородруина. Я вымотался и исчерпал жизненные силы. Не глядя друг на друга, взяв первую попавшуюся псевдо-ножку, мы потащились к выходу.