Флаг миноносца

Марина не слышала свиста снаряда. Что-то сверкнуло перед глазами, ураган ударил ей в уши, захватило дыхание. Переборка между каморкой и "операционной" рухнула. Прожужжали осколки. Один из них рикошетом отскочил в ведро с водой и зашипел.

Марина зажала глаза ладонями. Когда она отняла руки от лица, дым рассеивался. Через распахнутые двери падали отлогие лучи солнца, которое уже коснулось горизонта. У перевернутого стола лежал человек в белом халате, залитом кровью.

Марина сделала несколько шагов вперед и села на пол рядом с телом отца. Она не потеряла сознания, не заплакала. Она просто сидела и смотрела. Лицо полковника Шарапова было спокойно и чисто. Раненый, которого он оперировал, остался жив.

Ступая медленно, как под водой, вошел Степанов. Он поднял Марину с пола. Санитары положили убитого на носилки. Марина смотрела им вслед, держась за плечо Степанова.

Через широко распахнутые двери сарая вошли Земсков, Сомин, Косотруб и Людмила. Они внесли на шинели раненого матроса.

Обстрел прекратился. Шарапов был убит одним из последних снарядов. Осколками того же снаряда ранило санитара и сестру. Все было опрокинуто. Инструменты и стерильный материал валялись на полу.

Земсков видел, как выносили Шарапова, и узнал его. Он подошел к Марине, взял ее за руку в хирургической перчатке. В этот момент из-за плеча Земскова она увидела Сомина и, вскрикнув, лишилась чувств.

Сомин бросился к Марине. Он в отчаянии посмотрел вокруг и встретился взглядом с Земсковым.

- Это врач - Марина Константиновна, - сказал Земсков.

Между тем Степанов, Дашенька и санитары начали приводить в порядок операционную. Людмила собирала с пола инструменты. Она нашла стерилизатор, валявшийся у стены. Косотруб и Дручков помогли установить его. Разожгли огонь. Марину вынесли на воздух. Она скоро пришла в себя и попросила отвести ее к отцу.

Полковник лежал на шинели за стеной сарая. Сомин и Земсков долго стояли рядом с Мариной, которая сидела прямо на земле, не отводя глаз от отцовского лица. Сгущались сумерки. Приближалась ночь. Земсков позвал своих людей. К нему подошли только Косотруб и Дручков. Нурьев уже лежал на операционном столе, а кладовщик и шофер - под навесом, вместе с другими ранеными. Людмила помогала Степанову.

- Мы должны идти, - сказал Земсков. - О раненых здесь позаботятся, мертвых похоронят без нас.

Он подошел к дверям и обратился к Степанову:

- Я иду в Абинскую. Передам начсанарму, чтобы вам послали помощь.

Степанов не слышал его. Он вообще ничего не слышал. Он работал. Врач торопился сделать все, что было в его силах, до той минуты, когда следующий приступ свалит его с ног.

Людмила вышла вслед за Земсковым:

- Андрей!

- Пошли, Людмила...

- Я останусь тут. Надо помочь.

Земсков кивнул головой:

- Оставайся. Заеду за тобой завтра.

- Подожди! - остановила его Людмила. - Может, теперь не время, прости меня, но я хочу знать: это - она?

- Кто?

- Доктор, эта блондинка. Вот она идет...

Подошли Сомин и Марина. Марина протянула руку Земскову:

- До свидания, Андрей. Вот я и встретила того, кого искала, встретила, когда... - она захлебнулась рыданиями и впервые заплакала, заголосила по-бабьи, обхватив Сомина за шею.

Степанов повернулся, к двери:

- Марина Константиновна... - начал он и вдруг топнул ногой, закричал, как обычно: - Военврач Шарапова! К столу! Раненые ждут!

Людмила протянула белую хирургическую шапочку. Марина надела ее, подавила рыдания, тряхнула головой:

- Володя, теперь я тебя уже не потеряю, - сказала она. - Буду проситься в ваш полк. Вместе - легче.

Она подошла к столу, а Земсков и Сомин вышли наружу. Сомин задержался на несколько секунд у полуоткрытой двери. Марина уже не видела его. Наклонившись над столом, она перевязывала раненого. Лицо ее было внимательно и спокойно. Рядом стояла Людмила. Никелированный бикс в ее руках блестел в свете керосиновых ламп.

Сомин тихо прикрыл дверь и зашагал в сгущающуюся темноту.

8. ПРОРЫВ

За ночь командный пункт перенесли на другой курган, переместились и батареи. К рассвету боевые машины стояли еще ближе к врагу, в новых аппарелях. Спать уже никто не ложился. Горели натруженные ладони, болели спины. Сомин вернулся со своей отремонтированной машиной еще при звездах. Машину он поставил в заранее вырытую аппарель на огневой позиции первого дивизиона, а сам спрыгнул в щель командира батареи Баканова.

Привезли ночной завтрак. Шацкий вскрыл плоскую консервную банку. Мясо ели с холодной кашей, запивая родниковой водой. Никому не хотелось есть, но по опыту знали, что весь день до темноты есть не придется.

Утро шло с Кавказа. На юго-востоке небо бледнело. Николаев и его замполит Барановский прошли вдоль батарей. Сомин смотрел им вслед, сидя на краю щели, спустив ноги вниз. До него донеслись обрывки разговора:

- Начнут, как рассветет...

- Не больше часа...

- Пожалуй.

Противник не стал дожидаться рассвета. Огонь открыли сразу несколько батарей. Тяжелые снаряды перелетали через огневую позицию и рвались далеко сзади.

Кто-то из бойцов засмеялся:

- Лупят по нашим вчерашним позициям. Давай, давай!

- Погоди - и сюда дадут! - мрачно заметил Шацкий.