Попленд, Поп, снова поднимал голову. От подробностей гибели и разрушения на других островах, подробностей, преподнесенных с вещей дрожью в голосе, он взмыл до религиозного экстаза. И следующим номером были не сестры Ма Хо с рекламой, а шестеро черных девочек с духовными гимнами.
Она отвела взгляд.
— Ну как, пойдем ко мне домой?
— Ты хочешь показать мне дом?
— Как ты.
— Ураган идет, — сказал Генри. Его стало покачивать. — Конец всему этому. Мы станем новыми людьми.
— Покайтесь! — закричал с телеэкрана Поп.
— Покаяться? — закричал ему Генри. — Конец всему этому.
— Возрадуйтесь! — сказал Поп. — Конец всему этому.
— Теперь зачем бежать? — сказал Генри.
— Зачем бежать? — сказал Поп. — Бежать не к чему. Скоро будет и не от чего бежать. Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец — их путь к смерти. Покайтесь! Возрадуйтесь! Как спасемся, ежели пренебрегли спасением великим?
— Эмельда! — позвал Генри. — Эмельда!
Мне и Сельме он сказал:
— Погодите. Не уходите. Выпьем по последней. По последней. Эмельда! — Он заходил по кухне и по соседней комнате. — Эти пластмассовые цветочки! Эта мебель! Эти украшения! Уничтожь их, господи!
В дверях появилась миссис Генри.
— Эмельда, дорогая моя, — оказал Генри.
— Опять тебя разбирает?
Он отцепил от стены яркую птичку и метнул ей в голову. Она уклонилась нырком. Птичка разбилась о дверь.
— Это стоит сорок долларов, — сказала она.
Он метнул в нее другую:
— Итого, восемьдесят.
— Генри, не забывайся.
— Для ровного счета — сотня. — Он поднял вазу.
Сельма сказала:
— Пойдем.
Я сказал:
— По-моему, пора.
— Нет. Вы мои друзья. Нам надо выпить на прощание. Эмельда, ты подашь моим друзьям?
— Да, Генри.
— Называй меня мистером, Эмельда. Будем держаться старых обычаев.
— Да, мистер Генри.
— Водки и кокосовой воды, Эмельда. — Он поставил вазу.
Черные девочки пели гимны.
— В ту ночь ты впустила меня, Сельма, — сказал я. — Я это запомнил.
— Я помню. Поэтому и пришла.
Эмельда — миссис Генри — принесла водку, графин и стаканы. Генри сказал:
— Эмельда, ты столько лет учила меня манерам, чтобы подать моим друзьям стакашки с налипшими волосами?
— Тогда ухаживай за ними сам, старая пьяная губка.
— Старая губка, старая губка, — сказал Генри. И с радостными криками, которым вторил гимн из телевизора, разбил бутылку, графин и стаканы. И двинулся по кухне, круша все подряд. Эмельда шла за ним и приговаривала:
— Это стоило двадцать долларов. Это стоило тридцать два доллара. Это стоило пятнадцать долларов. На распродаже.
— Эмельда, сидеть!
Она села.
— Покажи им рот.
Она открыла рот.
— Большой и красивый. У тебя большой рот, знаешь, Эмельда? Зубной врач может влезть туда вместе со своими обеденными судками и шуровать там целый день.
Зубов у Эмельды не было.
— Фрэнки, полюбуйся, с чем ты меня оставил. Сидеть, Эмельда. Они с сестрой соревновались. Сестра выдрала все зубы. И наша невеста, понятно, тоже не оставила ни одного. Полюбуйся. Я должен любоваться этим с утра до ночи. Я разорвать тебя готов от злости, рот Рот, я разорвать тебя готов.
— Нет, Генри. Рот стоил мне почти тысячу долларов. Ты же знаешь.
— Конец свету, конец всему этому!
— Возрадуйтесь! — призывал Поп с экрана. Он поднял трубку телефона на столе и набрал номер.
Телефон зазвонил в кухне у Генри.
— Не подходи, — сказала Сельма. — Ну — наш уговор. Наш первый вечер. Пойдем ко мне?
Пение с голубого экрана. Вопли Эмельды. Звон стекла и фаянса. Главный зал «Кокосовой рощи», полностью освещенный, был пуст. Сцена под пальмовой кровлей была пуста.
— Расцвет искусства драмы. Декораций нет. Пьесы нет. Зрителей нет. Давай посмотрим.
Она вывела меня на улицу. Здесь — люди. Кто из «Рощи», кто из соседних домов. Они стояли тихо, молча.
— Как в аквариуме, — сказала Сельма.
Низкие черные тучи неслись. Свет непрестанно менялся.
— Твоя машина, Сельма?
— Я всегда мечтала о спортивной модели.
— Человек — это стиль, это автомобиль. Куда ты меня повезешь?
— Домой.
— Ты мне не сказала, где это?
— Манхэттен-парк. Новый район. Там была цитрусовая плантация. Участки большие, в четверть гектара.
— Красивые газоны и садики?
— Теперь все увлекаются кустарниками. Ты, наверно, сам заметил. Тебе район понравится. Очень приятный.
Район был приятный, а дом Сельмы — в современном стиле, как всё на острове. Газон, сад, плавательный бассейн в форме слезы. Крышу веранды поддерживали наклонные металлические трубы. Потолок обшит мореной лакированной сосной. Обстановка тоже была современная. Обкатанные морем коряги, электрические лампы, притворившиеся керосиновыми; неправильной формы столы, крышками которых были спилы древесных стволов, в коре. Она явно ненавидела прямые линии, круги, квадраты и овалы.
— Где ты черпаешь мужество, Сельма?
— Это на тебя просто нашло. Мужество есть у всех.
Местная живопись на стенах, современная, как и все остальное.
— Мне всегда казалось, что женщины очень мужественны. Представляю — надеть новую сногсшибательную вещь и выйти на люди. Надо иметь мужество.
— Но и ты, я вижу, перебился. Чем торгуешь? Уверена, что ты торгуешь.