Старик ответил не сразу, точно стараясь угадать, что скрывается за этим вопросом. Потом пожал плечами:
– Нет. Ни о том, ни о другом. Пока была жива моя жена, к нам приходило много народу: она была намного общительнее меня. Но после ее смерти я поддерживал отношения только с несколькими друзьями. Например, с Эстебаном Кано. Вы слишком молоды, чтобы знать это имя, а он в свое время был известным скрипачом… Но Эстебан умер – зимой будет два года… Честно говоря, моя маленькая стариковская компания сильно поредела, я – один из немногих, кто еще жив. – Он улыбнулся слабой покорной улыбкой. – Один хороший друг у меня остался – Пепе. Пепин Перес Хименес, тоже на пенсии, как и я, но все еще похаживает в казино, а иногда приходит ко мне сыграть партию-другую. Но ему уже почти семьдесят, и у него начинает болеть голова, когда он играет более получаса. А он был сильным шахматистом… До сих пор иногда играет со мной. Или с моей племянницей.
Хулия, достававшая из пачки сигарету, замерла. А когда снова зашевелилась, то продолжила свое занятие очень медленно, как будто резкое или нетерпеливое движение могло спугнуть то, что она услышала.
– Ваша племянница играет в шахматы?
– Лола?.. Да, и довольно прилично. – Инвалид улыбнулся с каким-то странным выражением, словно сожалея, что достоинства его племянницы не распространяются и на другие стороны жизни. – Я сам учил ее играть – много лет назад. Но она превзошла своего учителя.
Хулия старалась сохранять спокойствие: нелегкая задача. Она заставила себя медленно зажечь сигарету, сделала две медленные затяжки, медленно выдохнула дым и только тогда заговорила снова. Она чувствовала, как сердце стремительно колотится у нее в груди. Выстрел наугад.
– Что думает ваша племянница о картине?.. Она была согласна, когда вы решили продать ее?
– О, она была просто в восторге. А ее муж – еще больше. – В словах старика прозвучала нотка горечи. – Думаю, Альфонсо уже рассчитал, на какой номер рулетки поставить каждый сентаво, вырученный за ван Гюйса.
– Но их ведь еще нет у него, – уточнила Хулия, пристально глядя на Бельмонте.
Инвалид невозмутимо выдержал ее взгляд, но долго не отвечал. Потом в его светлых влажных глазах мелькнуло – и исчезло – что-то жесткое.
– В мое время, – проговорил он неожиданно добродушно, и Хулия уже не улавливала в его глазах ничего, кроме кроткой иронии, – говорили так: не следует продавать лисью шкуру прежде, чем подстрелишь лису…
Хулия протянула ему пачку сигарет.
– Ваша племянница когда-нибудь говорила что-либо о тайне, связанной с этой картиной, с ее персонажами или с этой шахматной партией?
– Не припоминаю. – Старик глубоко затянулся табачным дымом. – Вы были первой, кто заговорил об этих вещах. А мы до того момента смотрели на нее, как на любую другую картину. Ну, может, не совсем как на любую другую, но не обнаруживали в ней ничего из ряда вон выходящего… А уж тем более таинственного. – Он задумчиво посмотрел на прямоугольник на стене. – Казалось, в ней все на виду.
– А вы не знаете, в тот момент или до того, как Альфонсо познакомил вас с Менчу Роч, ваша племянница ни с кем не договаривалась о продаже картины?
Бельмонте нахмурился. Похоже, возможность такого поворота событий была ему крайне неприятна.
– Надеюсь, что нет. В конце концов, картина-то была моя. – Он взглянул на кончик сигареты взглядом умирающего, которого готовят к последнему причастию, и улыбнулся хитроватой улыбкой, исполненной мудрого лукавства. – Она и до сих пор моя.
– Можно задать вам еще один вопрос, дон Мануэль?
– Вам все можно.
– Вы не слышали, ваши племянники не говорили когда-нибудь о том, что консультировались со специалистом в области истории искусства?
– По-моему, нет. Не помню. Но думаю, что такую информацию я не забыл бы… – Он был явно заинтригован, и в глазах его снова появилась настороженность. – Ведь этим занимался профессор Ортега, верно? Я имею в виду – историей искусства. Надеюсь, вы не хотите сказать, что…
Хулия мысленно скомандовала себе придержать коня. Она зашла слишком далеко и постаралась выкрутиться при помощи самой ослепительной из своих улыбок.
– Я не имела в виду конкретно Альваро Ортегу. Ведь, кроме него, есть и другие специалисты в этой области… Довольно логично предположить, что ваша племянница делала попытки выяснить стоимость картины, ее историю…
Бельмонте некоторое время задумчиво рассматривал свои руки, усыпанные коричневыми пятнышками старости.
– Она никогда не упоминала об этом. Но, думаю, если что – она сказала бы мне. Мы с ней частенько говорили о фламандской доске. Особенно когда разыгрывали партию, изображенную ван Гюйсом… Конечно, мы играли ее, как обычно, то есть вперед. И знаете что?.. На первый взгляд кажется, что преимущество на стороне белых, но Лола всегда выигрывала черными.