Лола Бельмонте подозрительно смотрела на Муньоса. У нее вид одновременно святоши и хищницы, подумала наблюдавшая за ней Хулия: эти слишком длинные юбки, эти тонкие костлявые руки, похожие на когтистые лапы, этот твердый взгляд, крючковатый нос, агрессивно устремленный вперед подбородок… Она заметила, как напряжены сухожилия на тыльной стороне ладоней Лолы, как побелели костяшки пальцев, словно готовых вцепиться во что-нибудь. Опасная гарпия, сказала она себе, злобная и надменная. Совсем не трудно было представить, как она смакует сплетни и разные словесные гадости, как изливает на других собственные комплексы и разочарования. Ущемленная личность, зажатая в тисках обстоятельств. Атака против короля как критическое отношение ко всякой власти, которая не есть она сама; жестокость и расчетливость, сведение счетов с чем угодно и с кем угодно… С дядей, с мужем… Может быть, с целым светом. Фламандская доска как навязчивая идея, живущая в этом болезненном, нетерпимом мозгу. И эти худые нервные руки: в них достаточно силы, чтобы убить ударом в затылок, чтобы задушить шелковым платком… Хулия легко представила себе ее в плаще и солнечных очках. Однако ей никак не удавалось усмотреть какую-либо связь между Лолой Бельмонте и Максом. Это уже попахивало абсурдом.
– Не так уж часто, – продолжал между тем Муньос, – встречаешь женщин, играющих в шахматы.
– А я вот играю. – Лола Бельмонте, похоже, насторожилась, изготовилась к обороне. – Вы что – не одобряете этого?
– Напротив. По-моему, это прекрасно… На шахматной доске можно воплощать то, что на практике-я имею в виду реальную жизнь – оказывается невозможным… Как вы думаете?
Она сделала неопределенный жест, как человек, никогда не задававшийся подобным вопросом:
– Может быть. Я всегда смотрела на шахматы просто как на игру. Как на способ провести время.
– И думаю, что вы обладаете большими способностями к этой игре. Действительно не совсем обычное явление – женщина, хорошо играющая в шахматы…
– Женщина способна делать хорошо все, что угодно. Другой вопрос, что нам это не дозволяется.
Муньос уголком рта изобразил ободряющую улыбку.
– Вы любите играть черными? Обычно им приходится довольствоваться оборонительными действиями… Инициативой владеют белые.
– Это чушь собачья. Я не понимаю, почему черные должны покорно сидеть и смотреть, как белые надвигаются на них. Это как в той знаменитой поговорке: мол, место женщины – на кухне. – Она прямо-таки испепелила мужа презрительным взглядом. – Почему-то все считают, что всему голова – мужчина.
– А разве не так? – с легкой улыбкой полюбопытствовал Муньос. – Например, в партии, нарисованной на картине, исходная позиция вроде бы показывает преимущество белых. Черный король под угрозой. А черная королева поначалу просто бесполезна.
– В этой партии черный король ничего не значит. Вся ответственность ложится на королеву. На королеву и на пешки. Эта партия выигрывается действиями королевы и пешек.
Муньос пошарил в кармане и достал листок бумаги.
– Вы не проигрывали вот этот вариант?
Лола Бельмонте с явным недоумением взглянула сначала на собеседника, затем на листок, который он протянул ей. Глаза Муньоса поблуждали по комнате и в какой-то момент, как бы случайно, встретились с глазами Хулии. Отлично сыграно, прочел он во взгляде девушки, но выражение его лица осталось по-прежнему непроницаемым.
– Думаю, что да, – сказала через некоторое время Лола Бельмонте. – Белые отвечают пешкой на пешку, ферзь рядом с королем, на следующем ходу будет шах… – Она удовлетворенно посмотрела на шахматиста. – Тут белые решились на ход ферзем, и, похоже, это правильный вариант.
Муньос утвердительно кивнул головой:
– Согласен с вами. Но меня больше интересует следующий ход черных. Что бы вы сделали?
Лола Бельмонте подозрительно прищурилась. По-видимому, она пыталась уяснить себе истинную цель этих расспросов. Потом она вернула листок Муньосу.
– Я уже давненько не играла эту партию, но помню по меньшей мере четыре варианта: черная ладья берет коня, что приводит к довольно скучной победе белых за счет действий пешек и королевы… Другой вариант: кажется, отдается конь за пешку. Черный ферзь также берет ладью, или же слон берет пешку… В общем, возможностей великое множество. – Она взглянула на Хулию, потом опять на Муньоса – Но я не понимаю, какое это может иметь отношение…
– Как вам удается, – невозмутимо перебил ее Муньос, – выигрывать черными?.. Не скажете ли вы мне, как шахматист шахматисту, в какой именно момент вы достигаете перевеса?
Лола Бельмонте высокомерно пожала плечами.
– Мы можем сыграть, когда вам будет угодно. Так вы и узнаете.
– Буду очень рад и ловлю вас на слове. Но есть один вариант, о котором вы не упомянули, может быть, просто забыли. Вариант, предполагающий размен ферзей. – Он сделал короткое движение рукой, точно сметая фигуры с воображаемой доски. – Вы знаете, что я имею в виду?