Фламандская доска

– Должен сказать вам, – уточнил он с двусмысленной, почти кокетливой усмешкой, – что чувствовать, как вы медленно, но верно загоняете меня в угол, постепенно превратилось для меня в источник подлинного возбуждения. Даю вам честное слово. Такого, знаете ли… почти физического, если вы позволите мне употребить это слово. Хотя, в общем-то, вы не совсем в моем вкусе. – Он задумался на некоторое время, как будто решая, к какой категории следует отнести Муньоса, потом, видимо, решил отказаться от этого намерения, – Уже на последних ходах я понял, что вы превращаете меня в единственного возможного подозреваемого. И вы знали, что я это знал… Думаю, не ошибусь, если скажу, что именно с этого времени мы с вами начали ощущать какую-то близость, не правда ли?.. В ту ночь, что мы просидели на скамейке против дома Хулии, отгоняя сон с помощью моей фляжки с коньяком, мы вели долгую беседу относительно психологических черт убийцы. Вы уже были почти уверены, что я являюсь вашим противником. Я с огромным вниманием слушал вас, когда в ответ на мой вопрос вы изложили все известные гипотезы о патологии в шахматах… Все, кроме одной – правильной. Той, о которой вы ни разу не упоминали до сегодняшнего вечера, но которая, тем не менее, была вам отлично известна. Вы знаете, что я имею в виду.

Муньос сделал еще одно движение головой сверху вниз – утвердительное, спокойное. Сесар указал на Хулию:

– Вы знаете, я знаю, а она не знает. Или, по крайней мере, не знает всего. Следовало бы объяснить ей.

Девушка посмотрела на шахматиста.

– Да, – сказала она, чувствуя усталость и раздражение, относившееся также и к Муньосу. – Пожалуй, вам следовало бы объяснить мне, о чем вы говорите, потому что мне уже начинают надоедать эти ваши взаимные изъявления дружеских чувств.

Шахматист не отрывал глаз от Сесара.

– Математическая природа шахмат, – ответил он, никак не реагируя на раздраженный тон Хулии, – придает этой игре особый характер. Наверное, специалисты определили бы его как садоанальный… Вы знаете, что я имею в виду: шахматы как борьбу между двумя мужчинами, борьбу, что называется, вплотную, в которой возникают такие слова, как агрессия, нарциссизм, мастурбация… Гомосексуальность. Выиграть – означает победить отца или мать, то есть того, кто занимает господствующее положение, и самому оказаться сверху. Проиграть – означает быть разбитым, подчиниться.

Сесар поднял палец, прося внимания.

– А победа, – вежливо уточнил он, – предполагает именно это.

– Да, – согласился Муньос,. – Победа состоит именно в том, чтобы доказать парадокс, нанеся поражение самому себе. – Он метнул быстрый взгляд на Хулию. – В общем-то, Бельмонте был прав. Эта партия, так же как и картина, подтверждала самое себя.

Антиквар посмотрел на него с восхищенным, почти счастливым выражением.

– Браво, – сказал он. – Обессмертить себя в своем собственном поражении, не так ли?.. Как старик Сократ, когда выпил свой настой цикуты. – Он с торжествующим видом повернулся к Хулии. – Наш дорогой Муньос, принцесса, уже давно знал все это, но не сказал ни единого слова никому: ни тебе, ни мне. А я, уловив в этом молчании намек, относящийся к моей скромной персоне, понял, что мой противник идет по верному пути. И правда, когда он встретился с семейством Бельмонте и смог наконец исключить их из числа подозреваемых, у него больше не осталось сомнений относительно личности его врага. Я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаетесь.

– Вы позволите мне один вопрос несколько личного характера?

– Задайте его и увидите, отвечу я или нет.

– Что вы почувствовали, когда нашли правильный ход?.. Когда поняли, что это я?

Муньос мгновение подумал.

– Облегчение, – ответил он. – Я был бы разочарован, окажись на вашем месте другой.

– Разочарованы тем, что ошиблись насчет личности таинственного игрока?.. Мне не хотелось бы преувеличивать свои заслуги, но ведь это было не настолько очевидно, мой дорогой друг. Это было весьма трудно даже для вас. Некоторых из действующих лиц этой истории вы вообще не знали, а мы с вами были знакомы всего лишь пару недель. В качестве рабочего инструмента вы располагали только своей шахматной доской…

– Вы не поняли меня, – возразил Муньос. – Я хотел, чтобы это оказались вы. Вы были симпатичны мне.

Лицо Хулии, переводившей взгляд с одного на другого, выражало растерянность и недоверие.

– Я рада, что вы до такой степени сошлись характерами, – саркастически произнесла она. – Потом, если вам будет угодно, мы можем сходить куда-нибудь выпить по рюмочке и, похлопывая друг друга по плечу, поговорить о том, какой смешной оказалась вся эта история. – Она резко тряхнула головой, чтобы вернуть себе ощущение реальности. – Это невероятно, но у меня ощущение, что я здесь лишняя.

Сесар взглянул на нее с нежностью и отчаянием.

– Есть вещи, которых ты не можешь понять, принцесса.