Читаем Фламенка полностью

Домой, сеньор, я сей же час;

Препоручаю богу вас,

Пришлите дочь свою ко мне

360 Поздней - условимся о дне".

Отъезд сердечен был и скор.

Примчавшись на бурбонский двор,

Уже он обо всем хлопочет.

Столь пышный дать прием он хочет,

Чтоб больше не было речей,

Что где-то был прием щедрей.

Шлет королю {21} об этом весть,

Прося, чтоб оказал он честь

Прибытьем скорым на прием,

370 И с королевою вдвоем.

А пожелают по пути

Попасть в Немур, то привезти

Фламенку, чем навеки он

Уважен будет и пленен.

В Берри и Пуату {22} таких

Баронов не было, чтоб их

Гонец с печатью и письмом

Не навестил; в Бордо самом

Посланцы побывали, в Блае,

380 В Байонне, письма всем вручая.

Все званы, ждут его приема,

Никто не остается дома.

Меж тем фасады всех домов он

Украсил, город драпирован

По стенам тканью дорогой,

Коврами, шелком и парчой.

Чтоб было в дар без просьб добро:

Монеты, кубки, серебро

И золото, ковши, сукно

390 Всем, кто готов принять, дано,

Их припасать велит хозяин.

И вплоть до городских окраин

Вид улиц приводить в порядок.

Ни в тушках кур, ни куропаток,

Ни в дрофьих или журавлиных,

В гусях ли, утках иль павлинах,

В косулях, кроликах и ланях,

В медвежьих тушах и кабаньих

Ни в чем нужды не усмотреть.

400 И прочая не хуже снедь.

В гостиницах всего в достатке,

Чтоб в зелени никто нехватки

Не знал, ни в воске, ни в овсе.

Здесь под рукою вещи все,

В которых надобность случится.

Лаванды, перца, смол, корицы,

Гвоздики, имбиря, муската

Запасы стали столь богаты,

Что в стенах городских, сиречь

410 На каждом перекрестке, сжечь

Их можно было полный чан.

Проходишь мимо, воздух прян

Так в Монпелье {23} под Новый год

Не пахнет в лавке, хоть толчет

Там бакалейщик свой товар.

Ждало плащей пять сотен пар,

Пурпурных, с прошвой позолоты,

По тысяче - щиты и дроты,

Гора мечей, кольчуг гора

420 Близ постоялого двора,

И сотни резвых жеребцов.

Все это н'Арчимбаут готов

Дать рыцарям, чтоб все подряд

Вооружались, коль хотят.

Король же, завершив дела,

В дорогу тронулся; была

Фламенка с ним; теснясь в пути,

На лье не менее шести

Вилась баронов кавалькада.

430 Гарцуя впереди отряда,

Сын графа на коне летел,

Поскольку встретиться хотел

С эн Арчимбаутом он всех прежде.

Тот в пышной вышел к ним одежде.

И сотни рыцарей вокруг

Толпились, горожан и слуг,

И каждый короля был рад

Зазвать к себе: "Тенист мой сад,

Просторен дом, просторен двор.

440 Пожалуйте мне дар, сеньор,

Сказав, что здесь пожить согласны".

- "Упрашивания напрасны:

Фламенка, - он в ответ, - со мной;

Возьмите свиту на постой".

- "Сеньор, бароны и приют,

И угожденье здесь найдут".

Размещена без шума свита,

Дверь дома каждого открыта.

Покои королевы - редкой

450 Красы; Фламенка ей соседкой.

Немало жалоб было там,

Что позволения от дам

На долгий получить прием

Нельзя: они ездой верхом

И духотой утомлены.

Но, отдохнув, опять полны

Явились свежести и сил.

Когда девятый час пробил,

Все, за столом обильным сидя,

460 Вкушали рыбу в разном виде

И прочее, что можно есть

В день постный; сверх того, не счесть

Плодов июньских: вишен, груш.

Фламенке послана к тому ж

От короля бекасов {24} пара,

Она в словах, достойных дара,

Благодарит после еды.

Ни в чем там не было нужды,

Пожалуй, в братии лишь нищей,

470 Чтоб оделить их лишней пищей.

Назавтра был Иоанн Святой {25}:

Над этим - праздник никакой

Иметь не может перевеса.

Епископом Клермонским месса

Великая пропета; слово

О том прочел он, как святого

Сам возлюбил господь наш бог,

Назвавши "больше, чем пророк" {26}.

Затем он объявил запрет

480 Для всех строжайший, как обет:

Нейти с двора пятнадцать дней

Срок не короче, не длинней

Король для празднеств дать желал им.

Он не глухим вещал, а шалым:

Все не скрывали, что влечет

Их здесь остаться хоть на год,

И, срок король им удлини,

Рот заморозили б они

Ему {27}. Вот все, кто мессу слышал,

490 Едва король из храма вышел

С Фламенкой в паре, поспешили

Им вслед. Толпа длиной в три мили,

В которой рыцари близ дам

Держались, шла к дворцу, а там

К столам их пиршественным ждали.

Лишь рыцарей в огромной зале

Не меньше тысяч десяти

Могло легко места найти,

Притом никто был не забыт

500 Из дам, девиц и из их свит,

Из компаньонов их и слуг,

Затем толпившихся вокруг,

Чтоб исполнять приказ сеньоров,

И тысяча пятьсот жонглеров.

Умывшись, все друг против дружки

Не на скамьи, а на подушки,

Обтянутые шелком, сели.

Не спрашивайте, тонки все ли

Салфетки были им даны

510 Для рук, - все гладки и нежны.

Удобней дам садиться просят

И яства на все вкусы вносят,

Над списком нет нужды трудиться:

В избытке все, на что пшеница,

И виноград, и корнеплоды,

Плоды и молодые всходы

Идут; что мы привыкли есть

И можно в воздухе обресть,

В земле и средь морских глубин,

520 Так что для зависти причин

У тех, кто как бы обделен,

Нет к тем, кто многим предпочтен.

Похвал достоин был уход

За всеми, но гостей с пятьсот

С Фламенки не сводило взгляда,

И хоть сильна была отрада

Пленяться прелестью лица,

Все возраставшей без конца,

Но лицезренье красоты

530 Пустыми оставляло рты.

Ей, видит бог, претило это!

Но тот, кому случалось где-то

К ней обратиться с парой слов,

Затем поститься был готов.

И многие встают, не ев.

Подобными средь дам и дев

Фламенке быть хотели все.

Как солнце в блеске и красе

Неповторимое, она

540 Сияет в их кругу одна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир. Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов. Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

Алексей Крайский , Давид Каневский , Иосиф Ливертовский , Михаил Троицкий , Юрий Инге

Поэзия