Фламенка

Гильем, решая - практически - в своем лице спор средневековых куртуазных казуистов о том, чья предпочтительнее любовь - рыцаря или духовного лица, - провозглашается в романе тем и другим одновременно: "И рыцарь ты, и клирик вместе" {Ст. 1799. Ср. ст. 1626-1627:

Читать и петь он наравне

Мог в церкви с братьей клерикальной.

Из духовного звания с его привилегией на образованность происходили многие трубадуры, самым знаменитым из которых был Монах Монтаудонский. Гильем, соединяющий в своем лице рыцарские доблести и интеллектуальные достижения (он упился в Париже, превзошел семь благородных искусств, знает латинскую литературу и философию), тяготеет к ренессансному образу гармоничного человекапозднейшему идеалу Франсуа Рабле.}. Как преданный церкви клирик он служит Амору и даме, однако церковь - вынужденное и, в конце концов, неподходящее место для такого служения. И едва только в ней отпадает надобность, он, как и его "набожная" подруга, охотно спускается в слегка инфернализованный, замкнутый подземными переходами и банями, с их традиционной символикой демонического, традиционный мирок, возникший как ответ на антикуртуазное поведение ревнивца.

"Фламенка", создававшаяся в эпоху заката трубадурской поэзии, вобрала в себя эту поэзию вместе с породившей ее куртуазной культурой.

Начиная роман в стихах протяженностью более 8000 строк, автор, должно быть, трезво оценил технические трудности предстоящей работы. Выбрав облегчающую читательское (или слушательское) восприятие парную рифмовку, он, однако, избежал вызываемой ею монотонности, отказавшись использовать в качестве элемента повествования законченное двустишие и постоянно варьируя интонационные приемы: смысловые единицы текста, как правило, распространены на несколько стихов, рифмующиеся строки смыслово разъединены и, наоборот, объединены с предшествующими или последующими, весьма часты анжамбеманы. Эти и некоторые другие приемы приводят к ритмическому разнообразию провансальского восьмисложника.

Отказавшись от обязательного чередования мужских и женских окончаний, автор добивается эффекта повествования, как бы освобожденного от всех формальных ограничений. Создается впечатление импровизационности, подкрепляемое порой прямым обращением к слушателю, как, например, "продолжить разрешите" (ст. 952), что дало некоторым исследователям повод утверждать, что "Фламенка" сочинялась для чтения перед аудиторией. Афористичная, насыщенная разговорными интонациями речь романа органично пользуется юридическим (см., например, ст. 55735580; 5591-5605) и схоластическим словарем эпохи ("диалектичный мыслить метод" - одна из самых сильных сторон автора, ср. ст. 5442).

Изощренный литературный ход, вынуждающий влюбленных обмениваться за встречу в церкви всего одним коротким словом, вкладывает в их уста серию убыстряющихся строк, которые, будучи сведены воедино, реминисцируют построенную по тому же принципу коротких диалогических реплик известнейшую (и вызвавшую к жизни дальнейшие подражания {Ср. в самом романе диалогизированные внутренние монологи Гильема и его диалоги с Амором (напр., ст. 4011,4013 и др.).}) песню трубадура Пейре Роджьера:

- Увы! - В чем боль? - Умру. - Чей грех?

- Любви. - К кому? - Да к вам. - Как быть?

- Лечить. - Но как? - Хитря. - Начни ж.

- Есть план. - Какой? - Придти. - Куда?

- В дом ванн. - Когда? - В удобный день.

- По мне.

Эта изысканная литературная реминисценция в растянутом на сотни строк, как бы анаграммированном в тексте диалоге влюбленных, не единственная в романе. Большой интерес представляет в этом отношении описание выступлений на свадебном пиру трубадуров и жонглеров, - здесь дается длиннейший перечень исполняемых ими произведений и их сюжетов (592-709), своего рода конспект средневековой хрестоматии (см. прим. 37-63). Свобода, с какой рассказчик привлекает для иллюстрации или усиления своей мысли тексты Овидия и Горация, всегда равноценна искусству, с каким он без нажима, "без швов" включает их в повествование. При этом точность таких цитат дает право говорить о хорошем знакомстве автора непосредственно с античными произведениями, а не только с их франко-провансальскими переложениями. Авторская личная нота слышится за описанием покровительства, оказываемого Гильемом жонглерам:

Безвестный ли, иль знаменитый

Жонглер был под его защитой.

Не голодал, не холодал;

У многих он любовь снискал,

Даря им лошадей иль платье.

(Ст. 1717-1721.)

- описание это предшествует восхвалению собственного, по-видимому, покровителя поэта. Гильем, конечно, и сам поэт (согласно куртуазным представлениям любовь и поэзия - одно): в конце романа он посылает Фламенке послание в стихах (чисто провансальский жанр, введенный трубадуром Арнаутом де Марейлем). Описание миниатюры в рукописи послания (ст. 7100-7112) изобличает в авторе знатока книжного дела; другой отрывок представляет знаменательную хвалу чтению, которое помогло Фламенке скрасить двухлетнее заточение, а Гильему преодолеть препятствия (ст. 4805-4838). Последнее утверждение

И мог быть только книгочей

Придумщиком таких затей