Фламенка

Расцвет провансальской литературы связан с творчеством трубадуров – первых в Европе поэтов, сочинявших куртуазную лирику на народном языке юга Франции – Прованса. Зарождение поэзии трубадуров в конце XI – начале XII в. связано с феноменом «средневекового Ренессанса» – необычайным культурным взрывом, сопутствовавшим процветанию независимых южных феодально-аристократических дворов, издавна связанных (географически, исторически и династически) с соседней арабо-испанской культурой [251]. Выражением нового куртуазного идеала становится любовь к Даме. Не только самый уклад жизни средневекового замка, с той огромной ролью, какую в нем играла его хозяйка-кастелланша, но и понятные ограничения, защищающие честь девицы в регламентированном средневековом обществе, сделали объектом куртуазного поклонения замужнюю даму – жену феодального сеньора. Любовь к Даме трубадура носит характер идеальный по преимуществу, являясь для него источником духовного постижения и совершенствования. Муж, поэтому, должен был проявлять величайшую терпимость, тем более, что в мифологизированном мире куртуазной любви его супружеские права не подвергались ни малейшей опасности. Напротив, ревность, как тенденция к эгоистическому обладанию, в мире куртуазии считалась тягчайшим грехом. Куртуазная любовь породила великолепную поэзию, оказавшую влияние на всю последующую европейскую поэтическую традицию.

«Провансальский Ренессанс» был, однако, сравнительно недолгим. Уже в начале XIII в., в ходе войн, которые более отсталый в культурном отношении Север вел против Юга, Провансу с его аристократической куртуазной культурой было нанесено поражение, и оправиться от него он уже не смог. В такую тяжелую для Прованса пору и был создан роман «Фламенка» [252], явившийся своего рода литературной ретроспективой провансальской куртуазной жизни [253]. В этом свете проясняется значение одного из отступлений в начале романа, которое Шарль Кампру, поэт и ученый современного Прованса, предлагает, за неимением не дошедшего до нас Пролога, считать таковым [254]:

Прием роскошно был устроен.
Тот званья богача достоин,
Кто больше тратит на гостей.
Быть хочет каждый всех щедрей
И всем, кто примет, что-то дарит.
Не нынешний он вовсе скаред:
Один раз даст, и взятки гладки,
Вот благородство и в упадке.
Тому едва ль кто изумится,
К единой цели мир стремится,
И ведомо ли вам, к какой?
Порок отправил на покой
Все то, что с Благородством схоже.
Скончалась Доблесть, Радость тоже.
– Но почему? – А потому,
Что Стыд сам при смерти. – Ему
От Знанья ждать ли исцеленья?
– Клянусь, что нет. Благоволенье -
Сегодня рыночный товар;
Простой совет, не то что дар,
Дается человеком, лишь
Когда приносит то барыш
Ему иль другу, иль когда
Врагу довольно в том вреда.
Чтить Юность – тоже, значит, грех.
Что спорить, коль стоит при всех
Любовь с поникшей головой.

(Ст. 223 – 249.)

Хотя оплакивание куртуазных ценностей в поэзии трубадуров встречается едва ли не с момента ее зарождения (особенно у раннего – и единственного в романе названного по имени – Маркабрюна), отрывок этот, под таким углом зрения, приобретает особое значение, придавая роману полемическую ноту, столь актуальную в эпоху северофранцузской агрессии, и устанавливая его действие в перспективе некоего идеального куртуазного прошлого, где равновесие, нарушенное некуртуазным поведением мужа-ревнивца, может и должно быть восстановлено усилиями куртуазных его персонажей.

Сюжет романа развивается просто и изящно. Владетельный сеньор Арчимбаут Бурбонский через послов делает предложение дочери графа Ги Немурского, юной и прелестной Фламенке. Граф согласен, немедленно начинает готовиться к торжественному приему, и на Троицу в Немуре играется пышная свадьба. Арчимбаут спешит вернуться к себе в Бурбон, намереваясь по случаю свадьбы устроить небывалый доселе прием. На этом заканчивается экспозиция романа (ст. 1 – 301).