Флейшман в беде

– Я не буду проводить бат-мицву, если мама на нее не придет.

– Еще как будешь.

В Культурном центре еврейской молодежи Тоби поговорил с директором дневного лагеря – более добрым вариантом предыдущего директора. Тот сочувственно кивал, пока Тоби подробно рассказывал, как его детей бросила мать.

– Вам всем сейчас, должно быть, ужасно тяжело, – сказал директор. – Какой кошмар.

Тоби сделал мужественное лицо. Это наслаждение – наконец поведать миру, на каком отвратительном чудовище он был женат. Больше не нужно беспокоиться о ее репутации, о том, правильно ли он излагает ее точку зрения. Больше не нужно задавать себе трудные вопросы о том, что он сделал не так. Только факты: она не давала о себе знать детям больше трех недель. Она чертова психопатка. Можно не приукрашивать.

Он присел на ступеньки браунстоуна[26] на Девяносто первой улице. Было еще не жарко, и он хотел как следует выгулять собаку. Он позвонил мне.

– У тебя усталый голос, – сказал он.

– Я просто лежу в гамаке и ничего не делаю, – ответила я.

Он рассказал мне всё как есть про детей.

– Рэйчел мне никогда не нравилась, – сказала я. – Я тебе когда-нибудь об этом говорила?

– Да, упоминала.

Он написал еще один е-мейл Бартаку, извиняясь и объясняя, что должен взять еще день отпуска по личным причинам и это, к сожалению, неизбежно. Это в самом деле было неизбежно. Он до сих пор не нашел человека, чтобы гулять с собакой. И еще ему нужно было разобраться с жалюзи и кондиционером. Он позвонил родителям. Он позвонил сестре. Он позвонил своей двоюродной сестре Шерри, живущей в Квинсе. Когда Шерри услышала, что случилось, она заплакала и предложила взять к себе детей на выходные.

– Мне кажется, мы к этому еще не готовы. Сейчас им лучше быть со мной.

– Ну хорошо, а можно мы тогда приедем в гости? Сводим вас всех поужинать куда-нибудь.

– Замечательно, с удовольствием.

Он жадно впитывал их поддержку и сочувствие, которые также отвечали на главный вопрос. Этот главный невысказанный вопрос, а именно «Кто виноват?», маячит на заднем плане любого развода, даже если супруги сообщают о нем совместным объявлением в фейсбуке. Ну что ж, сволочи, теперь вы знаете, кто виноват.

Его телефон издал паровозный гудок. Сообщение было не из больницы. Пришла эсэмэска от Нагид:

Может, согласишься на ужин у меня?

Что на это ответить? Он был полон решимости порвать с ней. Он был полон решимости уважать самого себя и потому ответить: «Нет, извини, мне нужна женщина, которая не боится показаться со мной на людях. Видишь ли, я многое претерпел и очень раним».

Но что если это – к лучшему? Может, это удачный вариант. Может, ничего другого он сейчас и не потянет. Он не в силах сейчас быть ничьим бойфрендом. У него пропала жена, у него на руках дети, за которыми нужен глаз да глаз, и человек, в которого он постепенно превращается, не годится для романтики. Но что-то ему нужно, а возвращаться к приложению он не хотел. Приложение теперь казалось ему обиталищем Содома и Гоморры. Прежде чем обратиться в соль, прежде чем пасть под гневом Господним, жители Содома и Гоморры вели себя именно так, как сейчас Тоби. Значит, приложение пока под запретом. Давайте сегодня вечером не будем его открывать. Сексуальная, почти романтичная связь с женщиной, запертой в башне, – необычный вариант. Но что он до сих пор получил от обычных вариантов? Да, он раним, но и она тоже. Ей тоже нужен друг. И еще он до сих пор улавливал следы ее ароматов на собственном теле, призрачными вспышками, хотя уже несколько раз принимал душ.

Он ответил:

ОК, ужин

Но сначала тебе нужно пообедать

Я обедаю с другом

Увидимся у меня вечером

Сет был в костюме. Он ходил собеседоваться на новую работу. Но это оказался стартап, организованный женщинами, поэтому, явившись на обед, Сет костерил на чем свет стоит политкорректность и тому подобное говно.

– Они меня спросили, как я собираюсь содействовать тому, чтобы компания стала интерсекциональной, – сказал он, когда Тоби подсел за столик. – Что это вообще значит? Я могу содействовать тому, чтобы компания зарабатывала деньги. Это я умею.

– Может, тебе эта фирма не подходит.

Сет некоторое время смотрел в пространство, потом переменил тему:

– Я собираюсь сделать предложение, – он произнес это с закрытыми глазами, словно репетируя роль в пьесе. – Я знаю одного чувака в Якутии, у него алмазная шахта, и он добывает эти алмазы, это конфликтные алмазы, но они самые лучшие. Их по закону запрещается тут продавать. – Он театрально растопырил пальцы обеих рук. – Что ты о ней думаешь?

Тоби не знал, что ответить:

– Она прелестна. Она молода. Как ты это выносишь?

– Да, именно так. Прелестна.

Руки Сета теперь лежали на столе. Ногти с боков были обкусаны до мяса. Они что, всегда были такие? Тоби не помнил.

– Ты правда хочешь жениться?