Флейшман в беде

Может, ему стоит пересмотреть свой взгляд на сумасшествие. Он воображал, что сумасшедшие женщины постоянно излучают иррациональность. У Рэйчел трудный характер, она никогда не стеснялась высказать свое мнение, но ее слова и поступки были всегда осмысленны, и Тоби был за это страшно благодарен. А теперь он задумался: что если она просто держала все это в себе, а теперь плотина не выдержала и начался потоп? Это имело смысл по закону притяжения противоположностей: он был до такой степени не сумасшедший, такой предусмотрительный и рациональный, что, конечно, его жена оказалась сумасшедшей. Иначе с чего бы ей так исчезать?

Я однажды написала рассказ – давно, когда мне впервые показалось, что я могу писать художественную прозу. Рассказ попал в какую-то антологию. Троих авторов из антологии попросили прочитать свои произведения вслух в книжном магазине «Барнс энд Нобл» в Аппер-Вест-Сайде. Тоби пришел на чтение. По его словам, он боялся, что больше никого не будет. И что вы думаете? Конечно, больше никого не было.

После Тоби спросил меня, не хочу ли я пойти выпить. Я тогда жила в Гринвич-Виллидж, в маленькой уютной однокомнатной квартирке на Бликер-стрит. Мы двинулись к метро, но проскочили вход на станцию. Я взяла Тоби за руку, оттащила его на Шестьдесят четвертую улицу и нырнула в дверной проем браунстоуна на уровне тротуара, чтобы раскурить косяк. Тогда я спала с редактором из журнала – пыталась стать его постоянной девушкой. Он все время оставлял у меня в квартире травку, и я впервые в жизни начала курить ее регулярно.

– Господи, Элизабет, – сказал Тоби.

– Это мое наслаждение, Тоби.

Мы шли молча еще с минуту.

– А рассказ хороший, – сказал Тоби. – Я всегда думал, что ты самая умная и самая остроумная из моих друзей. И еще – что ты никогда не раскроешь свой потенциал полностью.

– Ну спасибо, – сказала я.

– Правда, я тобой по-настоящему горжусь. Мне кажется, рано или поздно ты совершишь что-то замечательное.

Я вытащила сигарету. Тоби жестом попросил и ему дать одну. Он взял мой свитер, который я несла накинутым сверху на сумку, и обмотал голову наподобие тюрбана.

– Это чтобы она не учуяла, что от тебя пахнет дымом?

– Да не обретет никакой мужчина в тебе утешения, – сказал Тоби голосом Зловещей Нищенки.

Мы остановились.

– Потому что я совершенно чокнутая? – спросила я.

– Что? – переспросил он.

– Потому что я совершенно чокнутая, – повторила я.

– Ни фига себе. Ты никогда ничего не забываешь. Я был пьян. Это было десять лет назад. Я не то хотел сказать.

– А что же?

– Что я просто не переношу твои перепады настроения. И не могу нести за них ответственность.

– Ты никогда не нес ответственности за мои перепады настроения. И вообще ни за что мое. Мы с тобой всегда были просто друзьями.

Тоби молчал.

– Я рада, что ты в конце концов встретил абсолютно вменяемую женщину. Я рада, что все твои мечты осуществились. Твоя жена делает карьеру, у тебя отличная работа и большая квартира. Просто замечательно, мля. Я за тебя счастлива. Но в один прекрасный день ты поймешь: спасаясь от сумасшествия, ты сам не заметил, как потонул в чем-то скучном, предсказуемом, пресном и неумном.

Я подозвала такси и махнула Тоби рукой на прощание. Он так боялся жениться на сумасшедшей, что случайно женился на жестокой женщине, неспособной любить. Дома Рэйчел, несмотря на все его усилия, учуяла запах табака, но еще раньше заметила, что у него в руках женский свитер, не принадлежащий ей самой. Она не спросила ни чей это свитер, ни с кем Тоби курил.

На следующий день они узнали, что у них будет Ханна.

Вдруг он заметил, что уже четыре часа, и помчался в вестибюль Культурного центра еврейской молодежи за детьми. Он стоял, одинокий мужчина среди сбившихся в кучки по трое и четверо болтающих матерей в больших солнечных очках и майках с надписями: «ПРАВЬ МИРОМ» и «А ВСЕ-ТАКИ ОНА ПОТЕЕТ». Скоро дети посыпались вниз по лестнице, фонтанируя просьбами и требованиями. Среди толпы шли Ханна и Солли с похоронным видом. Бедняжки. Тоби помахал. Солли наконец его увидел, помчался к нему, обнял и не разжимал объятия добрых двадцать секунд. Ханна на отца даже не посмотрела.

Они молча прошли два квартала. Солли крепко держался за отцовскую руку. Наконец Тоби обратился к Ханне:

– Я понимаю, что ты не хочешь сюда ходить. Но я ума не приложу, куда тебя еще девать.

– Все знают, за что меня выгнали из лагеря.

Пока их не было, Бабблз покакал два раза: один раз на кровать Тоби и один раз на пол в ванной.

– Ну хотя бы один раз он сходил в ванную, – сказал Солли. – Папа, мы ведь не отдадим его обратно, правда?

В Бабблзе было что-то душераздирающее. Он постоянно дрожал. Тоби поискал информацию в сети, чтобы понять, не мерзнет ли пес, но на ветеринарном форуме сказали только, что таксы склонны к тревожности. Добро пожаловать в клуб, подумал Тоби.

После ужина, когда Тоби в четвертый раз выигрывал у Солли в «Уно», позвонили из больницы. Звонил Клей. Карен Купер снова перестала реагировать на раздражители. Она разговаривала с детьми и вдруг потеряла сознание. Сейчас ее повезли на компьютерную томографию.