В ближайшие выходные он повез ее на озеро Балатон – ближайшее подобие Хэмптонса, какое можно было найти в Будапеште; поскольку доллар стоял на небывалой высоте, Тоби снял целый дом и нанял кейтеринг для поставки всех завтраков, обедов и ужинов. Всю жизнь он прожил под знаком беспокойства, а надо было просто верить, что для каждого человека существует предначертанный план. Впрочем, беспокойство – тоже часть этого плана. Слава Богу! Хвала Господу! Хвалите его по множеству мудрости его! Тогда Тоби ощутил в душе покой, который дает только система. Он ощутил надежность жизненного пути представителя среднего класса. Он впервые почувствовал твердость планеты под ногами.
Они поженились в Лос-Анджелесе. Мать Тоби уже давно состояла в управляющем совете их семейной синагоги, и свадьба Тоби стала для нее реальной возможностью показать другим членам синагоги, как это делается в порядочной семье, каковой, можно надеяться, прихожане их считают. Это было особенно важно после свадьбы сестры Тоби – свадьба проводилась по ортодоксальному обряду и оказалась чудовищным разочарованием в социальном плане («фиаско», как выразилась мать), и это еще мягко сказано: с разделением мужчин и женщин по разным залам, паревным десертом[22]
и паршивым кошерным вином.– Ее бабушке, кажется, все равно, что внучка выходит замуж, – шепнула мать Тоби, когда они убирали тарелки от обеда, которым кормили гостей за день до свадьбы. Бабушка Рэйчел просидела весь обед, держа сумочку на коленях; она была вежлива, но совсем не интересовалась семьей, в которую собирается войти ее внучка.
– А может, она просто из вежливости не хочет говорить тебе, что вы устроили совершенно нелепый тарарам, – ответил он. – Честно, лучше бы мы просто расписались по-тихому.
Но он это сказал только для того, чтобы уколоть мать. Ему не терпелось показать Рэйчел абсолютно всем. Ему не терпелось показать всем, чего он добился в жизни. Тоби Флейшман! Позвольте вам представить новоиспеченных мужа и жену, мистера и миссис Тоби и Рэйчел Флейшман!
После свадьбы и предварительного короткого медового месяца в Санта-Круз они вернулись в пустую квартиру Тоби на Девятой улице. Как-то во время очередной долгой прогулки они нашли кофейный столик и тащили его на головах двенадцать кварталов назад к себе домой. Они занимались любовью все время: в дождь и в вёдро, перед походом в ресторан, после возвращения из гостей, утром перед душем, вечером после работы. А также после ужина во время просмотра телевизора, причем иногда располагаясь так, чтобы видеть экран. Хорошо! Как у людей!
Под конец учебы Тоби предоставили выбор специальности, и он выбрал гепатологию. Он слышал, что Аарон Шварц выбрал специализацию по болезням пищевода, и подумал: ну и лузер, будет весь день напролет делать эндоскопии! А я-то какой лузер, что когда-то его боялся! Тоби чувствовал себя большим, огромным, могучим. Он больше не хотел, чтобы в его жизни что-то было по-другому или чтобы сам он был другим. Теперь он видел, что даже та авария на «вольво» привела к цепочке определенных обстоятельств; благодаря им он много лет спустя оказался как раз в нужное время и в нужном месте, чтобы встретить Рэйчел и чтобы она, против всякой вероятности, полюбила его в ответ.
Рэйчел тем временем перешла из секретариата агентства в персональные секретари парня по имени Мэтт Кляйн, который носил прическу как у Майкла Дугласа в фильме «Уолл-стрит», и еще у него верхняя челюсть сильно выступала над нижней, отчего верхние зубы нависали над нижней губой, и потому все время казалось, что он кого-то сексуально харассит. Мэтт выводил Рэйчел обедать в кафе почти каждый день и, кажется, намерен был научить ее всему, что знает сам. Он звал ее «моя протеже». Тоби втайне спрашивал себя, был ли Мэтт так же заботлив со своими предыдущими ассистентами или с нынешним ассистентом номер два, мужского пола.
Но Рэйчел не возражала, если ей приходилось срочно менять планы или опаздывать к ужину. Ей нравились полуночные телефонные звонки; она любила выкрикивать ругательства в трубку, когда сделка срывалась. Ей нравилось напускать на себя стервозность; она говорила, что эти упражнения заменяют ей кардио. Она любила дожидаться хороших новостей. А еще она любила отвечать в сотовый телефон: «Рэйчел Флейшман слушает!» (У Тоби до сих пор шевелилось в штанах, когда он слышал ее имя, сцепленное со своим; она взяла его фамилию, потому что не питала никакой любви к своей девичьей, полученной от человека, которому было на нее плевать.) Она повела Тоби на премьеру спектакля, поставленного режиссером, чьим агентом был Мэтт, а потом, всего три года спустя, на спектакль, по которому уже она сама заключала контракт – с актрисой-драматургом Алехандрой Лопес, которую открыла тоже сама: давным-давно, когда прочесывала крохотные, очень внебродвейские театры в отдаленных районах города. Теперь у нее был собственный стол в агентстве и два собственных ассистента.