Флейта гамельнского крысолова

Наверху послышались взволнованные голоса, громко между собой переговаривающиеся по-французски, и у Йозефа была всего лишь пара секунд на принятие решения. Поколебавшись, лекарь снял с покойного тамплиера шлем, нахлобучив себе на голову, сдернул плащ и, с силой разжав закоченевшие пальцы, потянул на себя мешок, оказавшийся необыкновенно тяжелым. Поставил мешок себе в ноги, накинул на плечи белый плащ с крестом, и, не обращая внимания на то, что ткань в его руках липкая, влажная и оставляет на одежде кровавые следы, щелкнул пряжкой, застегивая.

Торопливо оттащил тело крестоносца под лестницу, привалив рядом с Ривкой, и потянулся за книгой, думая потом затоптать еле тлеющий факел покойника-француза и в темноте скрыться, но неожиданно для себя встретился глазами со страшным взглядом проснувшейся девушки. Иудейка все поняла, Йозеф это видел по ее трясущимся губам и жгучим, мечущим молнии глазам, готовым испепелить предателя.

– Оставьте книгу, – чуть слышно прошептала она, делая движение по направлению к «Доминатону», но полученные при падении травмы не позволили ей придвинуть к себе лежащий на земле тяжелый том.

Проворно затушив факел, юноша подхватил книгу книг и притих, дожидаясь, когда закончат спускаться перекликающиеся тамплиеры. Траекторию их движения лекарь отслеживал по мерцающему факелу в вытянутой руке впередиидущего храмовника. Ривка подползла вплотную к лекарю и, пыхтя, принялась вырывать книгу из рук. Был момент, когда Йозеф подумал, что все пропало. Что их возню вот-вот обнаружат. Не могут не обнаружить. И тогда смерть. Зажав Ривке рот, он навалился на девушку всем телом, и так лежал, прислушиваясь к взволнованным голосам французов.

Укусив за мякоть ладони, Ривка вывернулась из его цепкой хватки, набрав в грудь побольше воздуха и собираясь закричать. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Йозеф Крафт скользнул рукой вдоль голенища сапога и выдернул из подкладки остро заточенный ланцет. Не глядя, куда бьет, размахнулся и всадил лезвие медицинского ножа в податливую теплую мякоть, сладко пахнущую лавандой и кобыльим молоком. Он бил до тех пор, пока напружинившееся девичье тело под ним не обмякло, перестав вырываться и биться в конвульсиях. Полежав в тишине пару минут и понаблюдав за происходящим, Йозеф понял, что рыцарям-храмовникам ни до чего, кроме собственного спасения, дела нет и никто не станет интересоваться, кто он и что здесь делает.