Я определила его тип с первого взгляда. Наверное потому, что в определении людских типов у меня был наметанный глаз. Я встречала подобных мальчишек в неимоверных количествах. Все они были одинаковы. Такими амбициозными современными мальчишками были полны все коридоры телестудии, я проглатывала их с косточками и переваривала, как подыхающий от удушья, удав, подпитывая их энергией угасающие старые жилы моей абсурдной программы. Мальчики мечтали сделать карьеру на телевидении и попадали в мои лапы, все равно, как в жесткую бронированную клетку. Обожание, светившееся в их глазах, по большей степени было поддельным, злобным и очень фальшивым, похожим на поддельное электрическое тепло, возникающее от стандартной батарейки. А жизненные манеры, основанные на хватке и наглости, как-то меркли, когда через них пропускали высоковольтный ток. В общем, его порода была мне знакома. Я не любила таких людей. Он был точно такой же: поглощающий в баре коньяк маленький бизнесмен, надменный владелец темно-зеленого «форда-сиерры», не понимающий, что для наглости машина должна стоить намного больше.
Я поймала отражение его глаз в бокале с омерзительным пойлом, подарившим мне какое-то особенное размягчение мозгов. Это был гадостный напиток, ничем не напоминавший даже самый плохой виски. Я поймала два зрачка, плавающих в моем бокале вместе со льдом, точно так же, как раньше поймала отражение новой машины в оконном стекле. И лопатками почувствовала, что мой план в отношении поездки в каньон может осуществиться.
Я коснулась рукой своих волос (после тяжелой и утомительной поездки моя прическа напоминала распушившиеся обломанные перья) и решительно пошла вперед. Ленивые остатки моей съемочной группы в тот момент частично оккупировали единственный в баре бильярдный стол, пытаясь резаться в русский бильярд на деньги с местными завсегдатаями подобных увеселительных заведений. Возле стойки бара я заказала какой-то местный коктейль (и как только отпила глоток, сразу пожалела, что это сделала). Настала пора обдумывать дислокацию. Думать долго мне не пришлось. Я поймала спиной заинтересованный взгляд владельца машины и обернулась. Так впервые я увидела лицо человека, которого впоследствии мне предстояло и убить, и спасти.
Тогда, конечно же, я не могла и предположить такое странное сочетание. Но в тот, самый первый момент я не запомнила его лица, я не узнала бы его в толпе ни за что, только общие очертания массивной фигуры, похожей на сотню, тысячу других подобных фигур. Может, я не запомнила его лицо потому, что усиленно пыталась поймать его второй взгляд, понимая ясно и отчетливо бессильное безумие собственных поступков. Что-то очень большое, очень теплое, очень свежее и непонятное вдруг наплыло на меня ниоткуда. Там, в заплеванной забегаловке дешевого провинциального отеля. Я устала от людей и их слов, устала от самолета, устала от везущего к турбазе микроавтобуса, устала от пустоты и от собственных попыток вырваться из замкнутого круга. Виски с последним коктейлем образовали гремучую смесь, которой хватало для того, чтобы поднять меня к небу, а потом бросить обратно, об стол или об пол, разбивая кости, как ненужные слова и поступки. Я приехала только для того, чтобы отправиться в каньон. Я вела саму себя в этот каньон, принимая в кровь караулящее меня зло, открывая ему путь, подружившись с фальшивым, не нужным мне небом. Я чувствовала дыхание каньона даже на расстоянии целого миллиарда шагов, отделяющих меня от последнего, принимающего душу, предела. Я сжилась с этим и уже привыкла так жить.
Дыхание каньона – только зло и порок, сконцентрированные в достаточной для восприятия степени. Я давным-давно исчерпала в себе добро, я давно была грязью, была смертью и понимала – все это когда-то придет. Так раньше или позже – какая разница. Я отгоняла от души мне совершенно не нужные светлые тени. Я была готова на все, только чтобы на миг слиться с манящей в даль, притягивающей к себе чернотой, забирающей навсегда мои последние силы.