Флер Д’Оранж: Сердце Замка

– И не подумаю! Я вообще не буду тебе отвечать.

– Ты серьезно?

– Вполне. Ехать со мной или нет было твоим личным делом. И это решение не зависело от ответов на вопросы! Зачем же сейчас мне на них отвечать? Есть хорошая пословица: много будешь знать – скоро состаришься.

– В нашем поселке все старятся слишком быстро! Ты не можешь этого не знать.

– Чего ты от меня хочешь?

– Ничего! Просто ты первая стала задавать мне вопросы. А я решил переадресовать их тебе.

– Решение, которое ничего не дает.

– Возможно. Но мне очень нравится твой голос. И еще мне нравится, что после моих вопросов ты стала нервничать еще больше, а твои глаза заблестели так тревожно. И вообще, с такой, как ты, не страшно оказаться на самом краю земли!

Капельки пота блестели в раскаленном солнце июля, я хотела прикоснуться губами к влажной коже рук… Я не помню, что было дальше. Боль осталась непреходящим отсчетом времени возле обрыва.

Он стонал. Наверное потому, что когда к нему вернулась какая-то часть сознания, он почувствовал боль. Теперь я явно слышала его голос. Я попыталась пошевелить левой рукой – той самой, на которой осталась кожа. Порезы подсохли, кое-где само повыпадало стекло. Желтым плотным навесом, непроходимой стеной ограждали внутренности каньона камни. Я услышала шипение, словно вокруг меня медленно собиралась тысяча ядовитых растревоженных змей. Солнечный луч блеснул ослепительной вспышкой.

Взрыв был такой силы, что меня подняло в воздух и отбросило на несколько шагов, заставив больно удариться об острые камни всем телом. Я почти ничего не видела, что-то вспыхнуло в самой сердцевине остова, очевидно, какой-то не догоревший бензин. Острые языки пламени лизали землю возле машины. Я представила, что было бы, если б я не успела вытащить его из машины, если б я не потащила его за собой. Этот взрыв был вторым и последним. Взрыв страшной силы, разрывающий на мелкие куски металл. Если бы мой спутник остался внутри, он не выжил бы… Выжить в пламени невозможно. И в сотый раз я поблагодарила небо за то, что мне удалось вытащить его из салона машины. Я действительно почувствовала удивительную благодарность к этому небу и даже к полумертвому, чужому мужчине за то, что он дышит, хоть и не много, и еще за то, что последний взрыв бензобака не разнес его, как металл, на куски.

Когда сознание медленно вернулось (вернее, когда прошла ударная волна, оглушившая меня на несколько очень страшных секунд), я поползла к нему, собираясь рассказать о втором взрыве не зная, смогу ли заговорить. Мне было легко на душе.

Легкость никуда не ушла. Легкость унесла с собой боль точно так же, как унесла его имя. Я тормошила его за обгоревшие плечи способной двигаться рукой и что-то пыталась бормотать вслух, выплевывая из рта засохшие куски крови. По полному отсутствию движений мертвой маски (остатков его лица) я пыталась разобрать, что он слышит из набора моих откровений. Я была уверенна в том, что он меня слышит. Слышит, несмотря ни на что! Несмотря на то, что у меня получаются не слова, а нечленораздельное бормотание… Все равно, он меня слышит. И легкость больше не была сплошной стеной. Легкость стала небом, упавшим, как шаль, на мои плечи.

Помню то, что произошло перед поездкой. Помню так же отчетливо, как и первый взрыв. Помню деревянную обивку стен, стойку бара. Оленьи рога на стене. Помню все, точно зная, что мне никогда не удастся забыть.

Он рождался одноцветной радугой неуклюжих мальчишеских движений. Он рождался музыкой неизведанной чарующей глубины. Зарождением новой жизни, чем-то новым, внезапно открывшимся для моих глаз… Он был маленьким не коронованным Богом в потаённых глубинах человеческого сознания, маленький кусочек вечности, растворяющийся необыкновенными радужными соцветиями искрящихся глаз. Я прижимала отражение его глаз к своему сердцу как драгоценные сверкающие изумруды, пытаясь спрятать в своей крови это ощущение света и солнца. Я ласкала кольца его волос, мягкий шелк, падающий на мои пальцы. Я прикасалась губами к шероховатой коже, спрятанной в темноте, не понимая, что такого особенного содержится в этом обыкновенном человеке.

Он был солнечным светом, ласкающим поверхность темного дна бездны. Я не видела ночи, я не видела мглы, ничего не видела, кроме шелка его волос и каких-то странных глаз, смотревших с выражением, которого я не понимала. Глаза оставляли маленькие точки в глубине пустоты, даря заново надежду и веру. Взявшиеся ниоткуда, эти мысли (парный шизофренический синдром) возносили меня к потолку парадоксом наступления истины: сразу же отправляясь в опасное место с первым встречным незнакомцем, подвергаю ли я опасности свою душу? Или, наоборот, спасу то, что осталось от моей души? И почему вдруг, забыв обо всем, я начинаю мечтать, как будто ничего не произойдет. Мечтать о надежде и вере.