Флэшмен на острие удара

— К черту оборону! — гремит Скарлетт, ухмыляясь во весь рот. — Я что, пришел сюда, чтобы эти треклятые казаки заправляли тут балом? Гляньте на этих вонючих ублюдков! Что-что? Так вот: они — там, а мы — здесь, и я собираюсь гнать этих мерзавцев отсюда до самой Москвы! Что, Эллиот? Эй, Флэшмен, идите-ка поближе, сэр!

Можете себе представить, что я испытал, услышав такое — даже описанию не поддается. Я растерянно таращился на старого придурка и пытался выдавить что-то насчет послания Раглану, но этот спятивший самодур ухватил мою лошадь за поводья и тащил меня за собой, пока мы не оказались во главе его эскадронов.

— Немедленно доложите лорду Раглану, что я атаковал находящиеся перед фронтом моей бригады силы противника и рассеял их! — пробасил он. — Битсон, Эллиот, выровняйте ряды! Где «королевские», а? Держать строй, «серые»! Иннискиллинги, что за строй! Флинн! Флэшмен, держитесь рядом со мной, ясно? Похоже, мне еще будет что добавить к донесению его светлости. Где, к дьяволу, Керзон? Проклятый мальчишка, не бабы, так еще что-нибудь! Трубач, ты где? Будь слева! Дуделку не забыл? Хорошо, молодец!

Он был невыносим, этот орущий жирный старикан, размахивающий шляпой, как какой-нибудь болельщик на крикетном матче. Битсон пытался вразумить его:

— Нам нельзя уходить отсюда, сэр! Придется взбираться наверх! Мы должны держать позицию, другой надежды нет! — Он взволнованно задрал палец. — Смотрите, они идут, сэр! Скорее, занимаем оборону!

Так и есть — в четверти мили от нас вверх по склону мощная линия русских пришла в движение: плечо к плечу, синие, серые, серебристые мундиры, сабли наизготовку. Видя такое, думаешь только о том, куда бы спрятаться, но мне, зажатому между локтем этого идиота и гудящими за спиной эскадронами «серых», деваться было некуда.

— Вам нельзя наступать, сэр! — снова взывает Битсон.

— Мне? Черт побери! — ревет Скарлетт, отбрасывая прочь шляпу. — А вот поглядим! — Он выхватил саблю и взмахнул ей. — Готовы, «серые»? «Скины»? Помните Ватерлоо, ребята! Трубач, играй… как его там… ну, ты знаешь. Дьявол! Вперед, Флэшмен! Талли-ху!

Вопя «вперед, ребята!», он пришпорил лошадь и как чокнутый помчался на холм. Сзади донесся мощный гул, эскадроны подались вперед. Моя лошадь вздрогнула, и я обнаружил, что несусь вместе со всеми, следуя за скакуном Скарлетта. Рядом со мной ехал Битсон, вопя во всю глотку: «Эгей, здорово! В атаку! Трубач, атака, атака, атака!»

Разумеется, это было полное помешательство. Когда я вспоминаю, как они — и я, боже правый, — скакали вверх по холму, а эта неодолимая масса спускалась на нас, с каждым шагом набирая ход, мне приходит в голову мысль, что нет предела человеческой глупости или везению, раз уж на то пошло. Это был бред, дурная шутка: старый краснорожий фанфарон, ни разу прежде не нажавший на курок и не нанесший удара саблей в настоящей битве, способный только сечь своих собак, возглавлял атаку на холм, ведя за собой всю Тяжелую бригаду, а заодно зажатого посередине бедного мученика Флэши, который уповал только на то, что когда две несокрушимые силы встретятся, ему, с Божией помощью, удастся затеряться где-нибудь позади.

А этим скотам еще и нравилось! Чокнутые ольстерцы улюлюкали, как апачи, а «серые», мчась вперед, начали издавать некий зловещий гортанный звук. Я позволил им догнать себя, оказавшись в окружении яростных лиц и сверкающих клинков; Скарлетт скакал в нескольких ярдах впереди, размахивая саблей и вопя. Русские перешли на галоп, надвигаясь на нас могучей волной, и в следующий миг мы столкнулись с ними. Крики людей, конское ржание, лязг стали повсюду. Я свесился с седла на бок, на манер шайенов, левой рукой держась за гриву, а в правой сжимая револьвер Адамса. У меня не было ни малейшего желания принимать участия в рукопашной. Вокруг были «серые»: сыпя проклятиями, они полосовали саблями людей в синих мундирах. «Коли их, коли!» — раздался чей-то голос, и я увидел, как «серый», врезав эфесом по бородатому лицу, вонзает острие клинка в оседающее тело. Я выпалил в русского, попав ему, кажется, в затылок, потом меня отнесло прочь и закружило в суматохе свалки. Я старался держать голову пониже, спуская курок всякий раз, как видел синий или серый мундир, и истово молился, чтобы какой-нибудь шальной удар не вышиб меня из седла.

Сдается, это длилось минут пять-десять, точно не знаю. Казалось, прошло несколько секунд, и тут вся масса сражающихся покатилась вверх по холму. Я орал и чертыхался громче всех; опустошив барабан револьвера, потеряв кивер, я выхватил саблю и с показной яростью махал ей. Вокруг виднелись только серые кони, и я с удивлением понял, что остался жив.