Флэшмен на острие удара

— Вперед, — раздирался я. — Вперед, на ублюдков! Порубим их в куски! — Придерживая коня, я вертел саблей и, когда подраненный русский вывалился из свалки, я кинулся на него, пытаясь нанести укол, но промахнулся и закончил тем, что вонзил лезвие в павшую лошадь. Рука дернулась, и я чуть не вывалился из седла, но ни за что в жизни не мог позволить себе отпустить эфес. Пока я высвобождал оружие, поднялся всеобщий крик «Хузза! Хузза! Хузза!»[37] — и вдруг среди нас не осталось ни одного врага, а Скарлетт, приподнявшись в стременах ярдах в двадцати от меня и размахивая окровавленным клинком, вопил как резаный. «Серые» размахивали киверами, а вся неисчислимая орава вражеской кавалерии откатывалась обратно к гребню.

— Мы побили их! — орал Скарлетт. — Мы их побили! Отличная работа, парни! Эй, Битсон, Эллиот? Нельзя наступать наверх, значит? Черт побери, мы это сделали!

Ура!

В это трудно поверить, но я могу поклясться, что пока «серые» перестраивались, «скины» подходили справа, а «королевские» сзади, мне удалось насчитать не более дюжины тел. До сих пор не пойму: почему русские, располагаясь сверху, не смели нас напрочь, перерезав всех до единого? Или почему, раз уж их самих опрокинули, они почти не понесли потерь? Еще помню, как некоторые из «серых» жаловались, что у них не получалось толком нанести удар: клинки просто скользили по мундирам русских. Как бы то ни было, враги, хвала небесам, бежали, и снизу, левее от нас, Легкая бригада подняла громкий крик, эхо которого раскатывалось по всей равнине.

— Хорошая работенка! — кричит Скарлетт. — Молодцы, «серые»! Молодчина, Флэшмен! А? Что? Покажем этому чертову Николаю, а? А теперь, Флэшмен, дуй к лорду Раглану. Скажи ему, что… ну, про этих ребят и как мы их побили, и что я намерен удерживать эту позицию до дальнейших распоряжений. Все ясно? Отлично! — Он зашелся в смехе и стянул с себя цветастый шарф, чтобы утереть струящийся по лицу пот. — Скажи еще вот что, Флэшмен: мне не так много известно о войне, но сдается, эта русская кампания напоминает ирландскую охоту — глупо и примитивно, но чертовски увлекательно!

Я в точности передал его слова Раглану, и весь штаб, вот придурки, так и покатывался со смеху. Конечно, им-то, прикрытым от Кадык-койских высот расположенной на их западной оконечности Сапун-горой, ничего не грозило, и мне, уверяю вас, очень хотелось быть на их месте. Стоило Скарлетту отпустить меня, как я погнал лошадь прочь от высот, будто за мной черти гнались, минуя северо-западный угол равнины. Оказавшись в безопасности среди оврагов, где грохот русских орудий слышался приглушенно, я спешился, намереваясь перевести дух, унять сердцебиение и опростать булькающий живот. Впрочем, безуспешно. Боюсь, появившись на гребне Сапун-горы, я представлял собой весьма жалкую фигуру: но при мне, по крайней мере, была окровавленная сабля, которую я как бы невзначай продемонстрировал. При этом зрелище глаза Лью Нолана завистливо сощурились — откуда же ему было знать, что это кровь дохлой русской лошади?

Раглан весь расцвел, требуя рассказать все подробности о виденном мною деле. Их я и выложил, по большей части правдиво, и отметил, что, по моему мнению, гайлендеры показали себя с лучшей стороны.

— Ага, и если бы мы организовали преследование силами конницы, весь Кадык-кой был бы уже наш! — вставил-таки Нолан, на что Эйри приказал ему помолчать, а Раглан сердито зыркнул.

Что до атаки Тяжелой бригады — ее они и сами наблюдали, я сказал только, что это была горячая работенка и что иваны получили свое сполна, насколько можно судить.

— Черт, что ж, тебе везет, Флэши! — вскрикнул Лью, хлопнув себя по ляжке, а Раглан обнял меня за плечи.

— Молодчина, Флэшмен, — говорит он. — Два дела за сегодня, и ты побывал в самой гуще обоих. — Только вот боюсь, что, охваченный пылом битвы, ты пренебрегал своими штабными обязанностями, а? — И этот старый болван одаривает меня своей дурацкой улыбкой. — Ну ладно, не будем об этом.

Я принял сконфуженный вид, раскраснелся и пробормотал, что не мог удержаться, чтобы не всыпать этим треклятым русским. Все опять рассмеялись, говоря, что вот такой он, старина Флэш, и молоденькие ординарцы, розовощекие и юные, глядели на меня с восхищением.

Теперь, когда утренние ужасы остались позади и не было нужды обливаться холодным потом, я мог бы сполна насладиться ситуацией, если бы не боли в животе. «Снова прошел сквозь пекло, — твердил я себе — причем дважды, и при этом увенчанный новыми лаврами». И даже не говоря о событии, к которому мы уже так близки и о котором будет рассказано ниже, — много ли есть парней, кто мог бы похвастать тем, что стоял в Тонкой красной линии[38] и принимал участие в атаке Тяжелой бригады? Да нет таких, потому я — единственный. Да, черт возьми, против воли; да, дрожал, но все же что есть то есть. Это и еще кое-что, о чем речь впереди.