Флибустьеры

В ту ночь было совершено три убийства. Отца эконома и нового арендатора, присвоившего поля Талеса, нашли мертвыми на меже поля кабесанга с простреленными головами и набитыми землей ртами; а в самом поселке оказалась зарезанной жена арендатора; и у нее рот был набит землей. Рядом с ее трупом валялся клочок бумаги, на котором было выведено кровью: "Талес".

Успокойтесь, мирные жители Каламбы!* Никого из вас не зовут Талес, никто из вас не совершил этих преступлений! Ваши имена - Луис Абанья, Матиас Белармино, Никасио Эйгасани, Кайетано де Хесус, Матео Элехорде, Леандро Лопес, Антонио Лопес, Сильвестре Убальдо, Мануэль Идальго, Пасиано Меркадо, ваше имя - вся Кадамба!..Вы расчистили себе поля под посевы, вы всю жизнь трудились, не спали ночи, терпели нужду, - вы отдали земле все, что имели, и у вас ее отняли, вас выгнали из дому и запретили другим давать вам приют! Ваши гонители не только нарушили справедливость, они попрали священные обычаи вашей страны... Вы служили Испании, ее королю, но, когда их именем вы потребовали правосудия, вас сослали без суда, разлучили с женами, отняли вас у детей... Любой из вас выстрадал больше, чем кабесанг Талес, но ни один, ни один не решился сам свершить правосудие... С вами поступили жестоко, бесчеловечно, вас преследовали даже за гробом, как Мариано Эрбосу...

Так плачьте же или смейтесь на пустынных островах, где вы бродите, опустив руки, с тревогой глядя в будущее!

Испания, великодушная Испания печется о вас, и рано иль поздно справедливость восторжествует!

XI

ЛОС-БАНЬОС

Его превосходительство генерал-губернатор Филиппинских островов изволил охотиться в Бособосо. Но так как ему полагалось ездить в сопровождении оркестра - столь высокая персона достойна, разумеется, не меньшего почета, чем деревянные статуи, которые носят в процессиях, - а олени и вепри Бособосо еще не прониклись влечением к божественному искусству святой Цецилии*, то губернатору с его оркестром и свитой монахов, военных и чиновников не удалось подстрелить даже крысы или пташки.

Высшие чиновники провинции предсказывали неминуемые увольнения и перемещения, несчастные префекты* и старосты барангаев переполошились и потеряли сон: как бы богоподобному охотнику не вздумалось отыграться за строптивость лесных четвероногих на их особах, - по примеру некоего алькальда*, который за несколько лет перед тем, не найдя достаточно смирных лошадей, чтобы доверить им свою жизнь, путешествовал по провинции на плечах носильщиков. Пронесся злопыхательский слушок, будто его превосходительство решил принять меры, ибо усматривает в своей неудаче первые признаки бунта, который необходимо пресечь в зародыше, посягательство на авторитет испанских властей, - и кое-кто уже поглядывал на одного нищего, прикидывая, не нарядить ли его дичыо. Однако его превосходительство в порыве великодушия, которое тут же принялся взахлеб восхвалять Бен-Саиб, рассеял все страхи, заявив, что ему просто жаль губить лесных тварей ради забавы.

Сказать правду, inter se [В душе (лат.)] губернатор был очень доволен. Ну как бы это выглядело, если бы он промазал по кабану или оленю, не разбирающемуся в тонкостях политики? Что сталось бы с его высоким авторитетом? Только подумать: генерал-губернатор Филиппин промахнулся на охоте, как новичок! Что сказали бы индейцы, среди которых встречаются отличные охотники? Могла бы возникнуть угроза для неделимости отечества...

С натянутой улыбочкой и притворным недовольством его превосходительство отдал приказ о немедленном возвращении в Лос-Баньос. В пути он с небрежным видом не преминул рассказать о своих охотничьих подвигах в рощах и лесах Испании и в несколько презрительном тоне, вполне в этом случае уместном, отозвался об охоте на Филиппинах. Разумеется, купальни в Дампалит, горячие источники на берегу озера и партия в ломбер во дворце, а время от времени прогулки на соседний водопад или к озеру, где в изобилии водятся кайманы, - все это куда более заманчиво и менее опасно для неделимости отечества.