– Ладно, поедем. Дались тебе эти носороги! – вяло кивнул головой Пьер. – Только мне уже ничто не поможет. А, кстати, сколько ты мне собираешься платить?
Харитон усмехнулся.
– Это будет зависеть от качества твоей работы, – сказал он.
* * *
Выбравшись из моря, Влад не увидел своего рюкзака. Кроссовок тоже не было. На песке остались только джинсы и футболка. Они источали устойчивый запах хлева и пота.
– Мадам? Мои вещи? Где они? Я же попросил вас последить за ними! – надеясь, что это всего лишь дурная шутка, обратился он к соседке.
Женщина в соломенной шляпке посмотрела на него и улыбнулась.
–
– Entschuldigen Sie mich, ich sage franz"osisch nicht[6], – сказала она.
Хотя Драчинский и не знал немецкого, что такое "французиш нихт", он понял.
Лишившись рюкзака, он лишился всего – спального мешка, сменной одежды, фляжки с водой, пакетика с ячменём, украденным у свиней, и, что было хуже всего – он лишился блокнота со своими стихами. Хорошо хоть паспорт он хранил в заднем кармане джинсов.
Проклиная злодейкусудьбу вкупе с вороватыми французами, Влад натянул на себя одежду и побрёл прочь. Он решил отыскать рынок. Там он без труда сможет разжиться подпорченными бананами или яблоками.
* * *
Верблюд внимательно посмотрел Харитону в глаза и, задумчиво пожевав губами, плюнул ему в лицо.
Ерофеев отскочил в сторону, и, выхватив носовой платок, принялся с отвращением стирать с лица липкую жидкость.
Пьер Большеухов расхохотался в первый раз с тех пор, как он потерял сознание в кабинете нотариуса.
– Рад, что тебе весело, – недовольно проворчал Ерофеев.
– Ты был прав, – сказал Пьер. – Здесь действительно интересно.
– Как ты думаешь, он сделал это потому, что я русский? – задумчиво спросил Харитон.
– Было бы несколько странно подозревать верблюда в национализме, – заметил Большеухов. – Впрочем, чего не бывает. Помоему, это у тебя навязчивая идея.
– В французов он почемуто не плюётся, – упрямо сказал Ерофеев, – а в меня плюнул.
– Откуда ты знаешь? – удивился Пьер. – Может он и в французов плюётся?
– Сейчас мы это выясним, – заявил Харитон, усаживаясь на скамейку неподалёку от вольера с верблюдом.
Через час терпение Большеухова истощилось.
– Похоже, эта проклятая тварь больше не собирается плеваться, – сказал он. – Ни в французов, ни в немцев, ни в итальянцев, ни в русских.
– Русские здесь только мы, – заметил Ерофеев. – Давай подойдём к вольеру и посмотрим, плюнет ли он в нас.
– Ну уж нет! – возмутился Пьер. – Я за последние дни и так пережил достаточно потрясений. – Не хватало ещё, чтобы меня оплёвывал верблюдрусофоб.
– Ага! Я же говорил! – воскликнул Харитон. – Ты тоже считаешь, что он плюётся только в русских.
– Ничего я не считаю! – возразил Большеухов. – Он и плюнулто всего один раз, может по чистой случайности.
– Сейчас мы проверим, была ли это случайность, – сказал Ерофеев, и, подойдя к вольеру, состроил верблюду страшную рожу.
Пьеру показалось, что морда верблюда растянулась в усмешке. Затем "корабль пустыни" втянул ноздрями воздух и, презрительно фыркнув, выпустил в лицо Харитона новый заряд желтоватой пенистой слюны.
* * *
Около ресторана "Конь императрицы" Влад потерял сознание от голода.
Очнулся он в небольшой комнатке, пропитанной дурманящим запахом жарящихся бифштексов. Над ним склонилась неплохо сохранившаяся старушка лет семидесяти. В её взгляде Драчинскому почудилось чтото странное. Почемуто ему подумалось об упырях, водящихся вот в таких вот уютных маленьких европейских домиках. Голова у Влада кружилась. Страшно хотелось есть.
Старушка мило улыбнулась, и Драчинский с удовлетворением убедился, что клыков у неё не было.
– Какой симпатичный мальчик! Ты студент? – спросила пофранцузски старушка.
– Нет. Я из России. Я путешествую по Европе, – слабым голосом ответил Влад. – У меня украли все вещи и деньги. Я умираю от голода.
– О, бедный мальчик! – старушка сочувственно поджала губы. – Я обожаю Россию. Мой прадед когдато воевал там в армии Наполеона. Он научился там играть в шестьдесят шесть. Я с ума схожу от этой игры. Ты умеешь играть в шестьдесят шесть?
– Умею, – кивнул головой Влад. – Только сейчас я способен думать только о еде.
– Ну конечно! – старушка вскочила с места. – Не беспокойся. Я накормлю тебя роскошным обедом. Лежи спокойно, не двигайся. Я всё принесу сюда. Кстати, меня зовут мадам Одиль. А как зовут тебя?
– Меня зовут Влад, – сказал Драчинский.
– Очаровательное имя, – восхитилась мадам Одиль. – Кстати, я могу даже петь порусски. Мой прадед выучил эту песню в России.
Старушка гордо выпрямилась и, вскинув голову, запела с ужасным акцентом:
Мадам Одиль строевым шагом направилась на кухню.
"Боже, храни меня", – подумал Влад.
* * *
– Ты с ума сошёл! – сказал Большеухов. – Ты точно сошёл с ума.