Флирт с дьяволом

– Держу пари, что вы русский! – весело воскликнул блондин, и улыбка на его лице стала ещё шире. – Садитесь пожалуйста. Мне будет только приятно, если вы составите мне компанию.

"Твою мать, и этот туда же! " – мелькнуло в голове Харитона. " Я же не прищуриваю глаз! И ложечку в карман не кладу. Как же он догадался?"

Удивлённый тем, что незнакомец застыл в неловкой позе, со странным выражением лица уставившись на него, Большеухов сделал изящный жест рукой, приглашая Ерофеева занять место за столом.

– Но как вы догадались, что я русский? По акценту? – спросил Харитон.

– По повадкам, земляк, по повадкам, – переходя на русский язык, усмехнулся Пьер. – Разрешите представиться. Пётр Большеухов, граф МотерсидеБелей. Можете звать меня Пьер.

– Земляк? Граф МотерсидеБелей? – в замешательстве повторил Ерофеев. – А графиня Жозефина МотерсидеБелей случайно не ваша родственнница?

– Была моей родственницей, – уточнил Пьер. – А нынче моя драгоценная жёнушка почивает в бозе в семейном склепе на кладбище Сан Антуан де ла Мер. Потому и праздную. Надеюсь, вы разделите со мной эту радость. Вы позволите угостить вас шампанским?

Харитон расслабился. Он не мог поверить своей удаче. Встретить земляка, да ещё к тому же аристократа – такое не каждый день случается.

– Я с удовольствием выпью с вами, – опускаясь на стул напротив Пьера, сказал Ерофеев. – Я читал в газете о похоронах графини. Разрешите выразить вам мои искренние соболезнования.

– Какие соболезнования, cher ami[4]! – воскликнул Большеухов. – К чёрту соболезнования! Поздравьте меня! Поздравьте меня от всего сердца!

* * *

Драчинский попросил высадить его в районе Монмартра, о котором он столько слышал и читал. Панки на прощанье дружески расцеловали его, оставив на щеках Влада следы синей, чёрной и салатовой губной помады. Они объяснили, что по ночам обычно тусуются в баре "Безумная метла" на рю де Клемон и приглашали навестить их.

Наконец грузовичок укатил, окатив Драчинского облачком выхлопных газов, и Влад остался один в сердце ночного Парижа. Драчинский посмотрел наверх, но не увидел звёзд. Свет сотен витрин был настолько ярким, что звёзды не могли соперничать с ним, и небо было тёмным, тусклым и безжизненным. Но это не имело значения. Наконец он был в городе своей мечты. Ночной Париж сиял обманчивым блеском фальшивых драгоценностей.

Влад спросил у прохожего, как пройти к Плац Пигаль. Он был так возбуждён, что решил бродить по улицам до утра.

* * *

Большеухов и Ерофеев приканчивали уже вторую бутылку шампанского. После первой бутылки они подружились, а к середине второй перешли на "ты".

– Завещание огласят через три дня, – доверительно сообщил Харитону Пьер. – У этой стервы нет близких родственников, только какието дурацкие кузены да племянники. Я буду единственным наследником. Так она мне сказала. Ейбогу, у меня давно было искушение прикончить её, но подозрение в первую очередь пало бы на меня, а в тюрьму мне не хотелось. Хотя, если подумать, я и так прожил одиннадцать лет в тюрьме, правда, надо признать, что эта тюрьма была на редкость комфортабельной.

– Какое счастье наконец встретить земляка! – не слушая его, говорил о своём Ерофеев. – Мне эти французы давно уже поперёк горла сидят. Хорошие манеры, видите ли! Уж нельзя ни чихнуть громко, ни сморкнуться, ни чёртова омара пепельницей по башке долбануть. У этой проклятой зверюги такой панцирь, что его и дрелью с алмазным сверлом не возьмёшь.

– Омара вскрывают специальными щипцами. Я тебя научу, – пообещал Большеухов.

– Всё равно ненавижу французов, – с пьяным упрямством заявил Харитон. – И зачем только я тогда прочитал "Трёх мушкетёров"?

– Ты лучше их пожалей, – посоветовал Пьер. – Дикая нация. В то время, как русские в средние века в баньках чуть ли не каждый день парились и избы свои в чистоте содержали, вся французская знать во вшах ходила. У них даже были специальные чесалки для спины, чтобы насекомые особенно не донимали, чтото вроде украшенной драгоценными камнями женской кисти на длинной рукоятке.

– Да неужели? – ужаснулся Ерофеев.

– Историю знать надо, – усмехнулся Большеухов. – Знаменитая Анна Австрийская в своей жизни мылась всего два раза – когда принимала первое причастие, и когда выходила замуж за Людовика ХIII, а в остальное время она только иногда протирала тело влажной тряпочкой, да духами обливалась. Нужду господа дворяне справляли прямо под лестницами Лувра, а помои французы выливали из окон прямо на улицы. Представляешь, какая тут вонь была?

– Да как же так? – оторопел Харитон. – Почему же теперь у них чисто, а у нас грязно?

– Диалектика, – пожал плечами Пьер. – Потому у них сейчас и чисто, что раньше грязно было. Поживши в грязи, они приучились чистоту ценить. А русскому народу бардака захотелось. Вот пролетарскую революцию и устроили. Теперь расхлёбывают, да, похоже, не скоро расхлебают.

– Дааа, – задумчиво протянул Ерофеев. – Странные существа люди. Да что мы всё шампанское, да шампанское! Пора чегонибудь покрепче хлебнуть. Как насчёт коньячка?

Большеухов не возражал.