Флоренс Адлер плавает вечно

– Вы знали, что Труди Эдерле была из Атлантик-Хайлендс? – спросил Стюарт. – По крайней мере, лето она проводила именно там.

Джозеф помнил это. Половина новостных репортажей утверждала, что она была жительницей Манхэттена, где ее отец держал мясную лавку, но вторая настаивала, что она была из Нагорья, где ее родителям принадлежал летний домик. Они с сестрами научились плавать в Хайлендс-Бич. Джозеф был уверен, что, захоти он найти дом семьи Эдерле или даже постучать в ее дверь, достаточно было бы только спросить в любом местном заведении.

– Не думаю, что она часто приезжает теперь.

– Вряд ли, – согласился Стюарт. Он снова немного помолчал, а затем спросил: – Если мы не едем в гости к Эдерле, зачем вам в Хайлендс? – Он махнул в сторону бинокля, который Джозеф примостил на сиденье. – Следить за птицами?

Джозеф кинул взгляд на бинокль, а затем на Стюарта. Будет добрее рассказать ему план сейчас или позже? Он не мог соображать так быстро или ясно, как Эстер, не был даже уверен, что может пойти другим на пользу. Нет, он расскажет позже, решил Джозеф. Ему нравилась поездка – и компания Стюарта – слишком сильно, чтобы лишать день радости.

Джозеф несколько раз уже был в Хайлендс, но скалистый пейзаж всегда его удивлял, настолько он отличался от остального побережья. Желтая лента песка протянулась от Кейп-Мей до Атлантик-Сити и дальше к Си-Брайт, но в Атлантик-Хайлендс земля вздымалась на двести футов над уровнем моря. Длинная и узкая песчаная коса вытягивалась в Нью-Йоркскую бухту, защищая Хайлендс от северо-восточных ветров. Эту косу, с возвышенностью Нейвсинк позади, Джозеф увидел первой по прибытии в Америку. Он стоял на палубе «Франкфурта», среди другим иммигрантов – австрийцев, поляков, русских. По толпе прокатился шепоток.

– Нью-Джерси, – сказал кто-то соседу.

– Нью-Джерси? – переспросил другой.

Все знали о Нью-Йорке, но никто не слышал о Нью-Джерси.

– Америка, – перевел еще один. Крошечный американский флаг махал им с маяков-близнецов, но только молодые, с острым зрением, могли разглядеть его. Джозеф радостно вскрикнул и подпрыгнул, заставляя стоявших неподалеку пожилых женщин взглянуть на него с подозрением. Оставалось еще полчаса, прежде чем покажутся статуя Свободы и доки острова Эллис, прежде чем буксиры встретят судно, чтобы отвести его в порт, но, что до Джозефа, он уже считал себя прибывшим.

Джозеф повернул на Лайт-Хаус-роуд. Через несколько минут дорога начала подниматься к маяку, и он понизил передачу. Машина тащилась по крутому подъему, пока у кромки леса не показалось основание маяков-близнецов. Стюарт низко присвистнул.

– Неплохо, да? – спросил Джозеф.

Маяки-близнецы Хайлендс более походили на военные форты, чем на маяки. Вся структура – жилье смотрителя, хранилища и обе башни – была построена из коричневого песчаника. Джозеф съехал с дороги и остановил машину под деревом.

– Захвати-ка бинокль.

Они поднялись на вершину холма, где возвышались маяки-близнецы. Джозеф несколько раз прошелся вдоль одного маяка, пробираясь сквозь высокую летнюю траву и разглядывая бухту Сэнди-Хук и гавань за песчаной косой. Наконец, стоя перед южной башней, он сказал:

– Так пойдет, – и обустроил себе что-то вроде гнезда в высокой траве. Стюарт передал ему бинокль, снял пиджак и сел рядом.

– Мистер Адлер?

– Джозеф.

– Джозеф, – сказал Стюарт. – Мы следим за птицами или за большими пароходами?

Джозеф ему не ответил, только посмотрел на прибрежное шоссе, залив, песчаную косу и гавань за ними. Вдалеке он мог различить Бруклин. Он знал, что за невидимым ему изгибом пирс Челси кишел людьми, выплескивающимися из терминала на палубы океанских лайнеров, которые понесут их в Саутгемптон и Плимут, Виго и Гавр.

«Лафайет» был малышом по сравнению с большинством лайнеров, что пересекали Атлантику. Флоренс остановила выбор на нем, потому что он не заходил лишний раз в Саутгемптон и потому мог пересечь океан всего за шесть дней. Его манифест тоже был коротким – на корабле могли поместиться только сто пятьдесят человек, и это оставляло Флоренс надежду, что, кроме нее, никто не будет заинтересован в крытом плавательном бассейне. Джозеф пытался напомнить дочери, что бассейн скорее всего будет размером со спичечный коробок, но она не хотела этого слышать.

Когда Джозеф пытался представить, каким могло бы быть путешествие Флоренс в этом маленьком бассейне, он неизменно вспоминал пятилетнюю девочку, совершающую свои первые заплывы в банях Хайгейа. В конце летнего сезона, когда океан похолодел, а туристы разъехались по домам, Джозеф повел Флоренс на север по Набережной до самого пирса Хайнц, где большая электрическая вывеска, рекламирующая бани, направляла людей в помпезное георгианское здание с известняковым фасадом и медной крышей. Даже огромная вывеска не смогла подготовить Флоренс к тому, что она увидела, когда Джозеф заплатил за вход и провел ее внутрь тем свежим осенним утром.