Флоренс Адлер плавает вечно

– Эй! Ты должна быть в постели! – сказала она, вытирая рот тыльной стороной ладони. Запах тунца вторгся в ноздри Фанни и едва не вывернул ее желудок наизнанку.

– Я хотела воспользоваться телефоном.

– Тебе нельзя брать телефон медсестер.

– В моей комнате его нет.

– Да, но… – сказала Дороти. Ее голос затих.

Дороти уже несколько недель вела себя странно, и Фанни начала переживать, что та слышала, как она подшучивает над ней с Эстер или другими сестрами. Фанни даже жаловалась на Дороти управляющей Мак-Лафлин не меньше двух раз, и мать наверняка тоже.

– Я должна позвонить сестре. – Фанни не стала ждать, пока Дороти даст ей разрешение. Вместо этого она подошла к маленькому столику, на котором стоял телефон. Если Дороти не нравилось ее поведение, она могла остановить ее.

– Сестре? – переспросила Дороти.

– Именно, – сказала Фанни с трубкой в руке. Она набрала оператора и подождала знакомого отклика: «Номер, пожалуйста».

– Да, не могли бы вы соединить с 4452, пожалуйста?

В ожидании соединения Фанни пробежалась пальцами по животу. Как стоило говорить с Флоренс? Она сердилась, естественно, но также была разочарована. С Айзеком она узнала, что иногда разочарование срабатывает лучше.

Трубку взял отец.

– Привет, пап.

– Фанни?

Прошло почти шесть недель с тех пор, как Фанни видела или слышала отца, и его голос – всегда тихий и спокойный – звучал для нее просто замечательно.

– Как дела? – спросила она.

Прошло несколько секунд, прежде чем отец сказал хоть что-то.

– О, ты знаешь, как это все бывает.

Она не знала, поэтому попробовала другую тактику.

– Как пекарня?

– Мы только что наняли несколько новых водителей. Думаю, у нас почти хватает рук, чтобы начать распространение в Филадельфии.

– Ух ты. Филли? – потрясенно переспросила она. Айзек об этом ни слова не проронил. Не думал, что ей будет интересно? – Как сложно будет увеличить производство?

– Твоя мать очень хочет… поздороваться.

Фанни проигнорировала его. Она не хотела, чтобы он передавал трубку матери.

– Как Гусси? – спросила она.

– В порядке. Прямо сейчас доедает огромную порцию рисового пудинга.

– Я безумно по ней скучаю.

Она слышала, как мать на заднем фоне что-то шепчет ему.

– И как Флоренс? – спросила она. Она почувствовала, как волоски на руках становятся дыбом. – На самом деле я звоню из-за нее. Я так полагаю, она завтра уезжает в Нью-Йорк.

– А вот и мама…

Фанни вздохнула. Иногда прорваться сквозь роли, которые они играли, было невозможно. Отец, тихий сторонник. Мать, уверенный арбитр. Какую роль играла Фанни? Осталась ли ей какая-то роль? Была ли у нее роль хоть когда-то?

– Фанни? – слишком громко прокричала Эстер в трубку.

– Здравствуй, мама.

– Тебе нельзя вставать с постели. Где ты?

– В сестринской, – сказала Фанни, поглядывая на Дороти. Та перестала есть сэндвич и внимательно следила за Фанни. – Одна из сестер очень любезно разрешила воспользоваться телефоном. – Она широко улыбнулась Дороти.

– Я не думаю, что ходить до сестринской в твоем состоянии – хорошая идея.

– Ну, теперь уже поздно это обсуждать, – произнесла Фанни, не в силах удержаться от закатывания глаз. – Вообще, я хотела поговорить с Флоренс. Передашь ей трубку?

В трубке воцарилась тишина, и на мгновение Фанни подумала, что потеряла соединение.

– Мама?

– Что?

– Могу я поговорить с Флоренс?

– Да, ох, знаешь что? Кажется, она вышла на минутку.

– Я думала, вы ужинаете? Папа сказал, что Гусси ест рисовый пудинг.

– У нее несколько дел, которые не могут ждать, – сказала мать, затем замолкла, будто подслушивая мысли Фанни. – Кажется, она говорила, что собирается заглянуть в больницу. Чтобы попрощаться.

– Ну, у нее немного времени осталось. Часы посещения заканчиваются в девять.

– Точно.

Неужели Флоренс так сердилась на Фанни, что решила проигнорировать ее письмо с извинениями? Отложить свой визит до последнего часа своего последнего дня в Атлантик-Сити? Да, они с Флоренс поругались – но у них и раньше случались чудовищные ссоры, после которых они быстро мирились.

– Ты знаешь, какая она, – продолжала мать с натужным энтузиазмом. – Оставляет все на последнюю минуту. Уверена, она скоро заглянет.

Фанни бросила взгляд на Дороти, которая с каждой секундой выглядела все более неловко. Она выбросила корки своего сэндвича и вытирала стол неиспользованной салфеткой.

– На каком поезде она уезжает завтра?

Теперь вздохнула мать.

– Не могу припомнить.

– Не можешь припомнить? – мать Фанни за всю свою жизнь ни разу ничего не забыла. Она могла воссоздать в памяти момент, когда Фанни лишилась своего первого зуба, знала, сколько шариков из мацы она сделала на прошлый Седер и название каждого цветка, что высадила на клумбу возле дома на Атлантик-авеню. Но она также помнила и более практичные вещи – номера телефонов всех членов женского комитета Бет Кехилла и имена всех, кто когда-либо припозднился с оплатой счетов в пекарне, по крайней мере в те годы, что она еще стояла за кассой.

– Либо Пенсильванская железная дорога, либо Центральная нью-джерсийская, в два двадцать пять или в четыре тридцать пять, – сказала Фанни. – Который рейс?