Флоренс и Джайлс

Читая о наших снежных играх с Тео Ванхузером, вы не должны думать, что от его посещений я испытывала ничем не омраченную радость. На самом деле радость омрачалась многим, а больше всего тем, что возникла серьезная помеха моему чтению. Визиты Тео отрывали от книг надолго и часто в самый неподходящий момент, но дело не только в этом. Бывали еще и дни, когда он не являлся. Вы помните, что в таких случаях, находясь в башне, я должна была выглядывать в окно каждые четыре с половиной минуты. Чтобы не ошибиться, я округлила время до четырех минут. Но конечно же у меня по-прежнему не было часов, а о том, чтобы перелезать через перила и нестись по лестнице, чтобы взглянуть на напольные часы в библиотеке, речи быть не могло. Единственным мерилом времени могла служить скорость, с которой я переворачивала страницы, скорость моего чтения. Поэтому, прежде чем утащить новую книгу наверх из библиотеки, я прочитывала несколько страниц и засекала время по часам, чтобы определить, намного ли успеваю продвинуться за четыре минуты. Если на три с половиной страницы, значит, в башенной комнате нужно выглядывать в окно, прочитав именно столько. Такое чтение было сродни тщетным попыткам не заснуть: книга старалась увлечь меня, затянуть в незнакомый мир, созданный ее автором, но какая-то часть меня сопротивлялась пленительному соблазну и мешала сосредоточиться, повторяя: три с половиной страницы, три с половиной, три с половиной… Иногда я с ужасом понимала, что страниц проглочено больше — семь или восемь, а иногда даже десять или четырнадцать, — а я ни разу не подняла головы. В таких случаях у меня не было шансов узнать, не вошел ли Ванхузер незамеченным. Приходилось откладывать книгу, снова лезть по лестнице, цепляясь за перила, нестись по коридору, заглядывать в гостиную, потом, если Тео там не было, выглядывать на аллею, убеждаться в ее безванхузерности и сломя голову мчаться обратно в башню. С интересной книгой вроде «Джейн Эйр» мне, бывало, приходилось пробегать этот кросс по четыре-пять раз на дню.

Однажды, сидя в башне, я оторвала глаза от книги, проклиная этот идиотский, отвратительный четырехминутный способ чтения, и увидела в окно грача, который пытался выклевать что-то в снегу. Глядя на эту картину, я внезапно подумала: вот идеальная иллюстрация моего нынешнего состояния души. Непорочный белый снег и этот черный грач, словно грязное пятно на свежевыстиранной простыне. Впервые я вдруг осознала, что в этом мире нет ничего совершенно хорошего и совершенно дурного, что на каждой странице найдется своя помарка, и даже в самой темной ночи, как я надеялась, можно различить мерцающий вдали огонек. Это немного ободрило и обнадежило меня. Грачом моего пейзажа был Джайлс и все те страдания, которые, возможно, он сейчас испытывал, и все страдания, которые испытывала я из-за глубокой дыры в том месте моей души, где раньше был братец. Но грач был лишь маленькой черной точкой, а все остальное сверкало белизной. Разве это не давало надежду, что большую часть школьного времени Джайлс вполне счастлив и беззаботен, что ему не нравятся лишь одна-две мелочи? И еще, наверняка он написал, что не скучает по дому, чтобы подбодрить меня! Иначе и быть не может.

Как бы то ни было, оставалось ждать рождественских каникул, когда Джайлс окажется дома и я смогу наконец вызнать от него всю правду, хотя я не очень-то представляла, какая от этого будет польза. А тем временем я читала все утра напролет и, по возможности, после обеда, а остальную часть времени ванхузерствовала. Из-за длинных и непослушных конечностей, которые Тео приходилось постоянно держать подальше от фарфоровой посуды, он по большей части старался вытащить меня на снег. Как-то раз, выглянув в окно башни, я увидела странную согбенную фигуру, несущуюся по аллее, и тут же вернулась к чтению, решив, что это, должно быть, какой-то разносчик. На Ванхузера тот человек вовсе не походил. Мне показалось, что это горбун, но потом, по счастью, я взглянула на него еще раз: тут большой горб на его спине вдруг зашевелился, свалился со спины, перекочевал в руку, а остальное сложилось в несомненную долговязую фигуру Тео, отчего я подпрыгнула, перескочила через поручень перил и пустилась бегом по коридору.

В вестибюле Тео развязывал большой кожаный мешок, который нес за спиной. Вид у него был сияющий и загадочный, будто у фокусника, собирающегося исшляпить кролика.

— Коньки. Ну, у вас ведь за домом озеро, правда же?