Флоренский. Нельзя жить без Бога!

Спасительность такого пути осознал и сам Флоренский, когда ещё студентом университета, весной 1904 года, по совету духовника впервые посетил Академию. Тогда он познакомился и сразу сблизился с ректором епископом Евдокимом (Мещерским). Тот даже пригласил его с собой в летнюю поездку в Соловецкий монастырь. Но Богу была угодна иная встреча Флоренского с Соловками — она случится через тридцать лет.

А осенью 1904-го, всё же благословлённый родителями, Флоренский был зачислен в МДА без экзаменов как уже окончивший университетский курс. Тесное общение с ректором продолжилось, взаимопонимание укрепилось, хотя Флоренский ощущал, что у епископа Евдокима «недостаточно мистичности». Позднее этот недостаток станет одной из причин ухода епископа в обновленчество, которое без мистичности тоже вполне обходилось. Но на посту ректора МДА епископ Евдоким умел располагать к себе людей, сплачивать вокруг себя учащихся, решительно вступаться за них в сложных ситуациях.

Академия по-настоящему была домом и семьёй. Здесь, в отличие от университета, Флоренский быстро нашёл множество единомышленников, людей, близких по духу. Если в университете — равнодушие, прагматизм, зависть, лень, то в Академии — «ясные, прозрачные, очень глубокие души», «детскость», «умение по-детски радоваться всему, усматривать глубокое, интересное и живое в том, что у нас считается надоевшим». Большое благо Флоренский видел в том, что Академия «изолирована от города»: это сохраняло «свежесть и большую работоспособность». И сегодня, через более чем столетие, ощущаешь в Академии ту умиротворённость, интеллектуальную и молитвенную сосредоточенность, которую с такой радостью обрёл Флоренский. Находясь на территории лавры, Академия становится «большой кельей Преподобного Сергия», пребывает под молитвенным покровом «игумена земли Русской». Здесь учащиеся становятся братией. Вот тот самый «монастырь», который был спасителен для Флоренского.

Этот «монастырь», даровав желанное служение Христу, не потребовал отречения от светского знания. Флоренский не раз подчеркнёт, что Духовная академия — это не только обитель Сергия Радонежского, но и Академия Платона, располагающаяся «в глуши, в уединении», «в месте, способствующем созерцанию жизни». Неслучайно само именование: не «училище», не «университет» или «институт», а именно «Академия». Неслучайно, что у истоков её стоял тоже Платон — митрополит Московский Платон (Левшин), бывший ректором Троице-Сергиевой семинарии и создавший Вифанскую семинарию, на основе которых и возникла в 1814 году МДА. Неслучайно Академия настраивает на вдумчивый разговор — диалог, через который люди постигают друг друга и всё окружающее. Неслучайно одну из семестровых работ на 1-м курсе Флоренский посвящает Оригену — христианскому философу и ученику неоплатоника.

Божья воля, которой отдался Флоренский в Московской Духовной академии, привела его и в «платоновскую рощу» науки, и в Гефсиманский сад — монашеский скит, где случилась ещё одна встреча, определившая духовное возрастание молодого человека.

Голубиная кротость

Гефсиманский сад — образ земной жизни во всей полноте её времени и пространства. Гефсиманский сад — это одновременность чаши и Голгофы. Гефсиманский сад — это уже победа Сына, смиренно принявшего волю Отца. Это неотвратимость крестных язв Спасителя, заслонившего собою весь мир от тернового венца, гвоздей и копия. И промыслительно, что молитва о пяти язвах Христа родилась в скиту близ Троице-Сергиевой лавры, именуемом Гефсиманским:

«Господи, увенчанный терновым венцом в главу Твою, до крови и мозга, грехов моих ради; Иисусе, в правую ногу пробитый железным гвоздем грехов моих ради; Христе, в левую ногу пробитый железным гвоздем грехов моих ради; Сыне, в правую руку пробитый железным гвоздем грехов моих ради; Божий, и в левую руку пробитый моих грехов ради; и в ребро копием прободенный, от ребра источивый кровь и воду во искупление и спасение душ наших; Богородицею вразуми мя. И Тебе Самой оружие пройде душу, да от многих сердец открыется источник покаянно-благодарных сердечных слез всего человечества».

Составил эту молитву иеромонах, старец, а для большинства — «отец», «Батюшка», «Авва» Исидор. Флоренский, познакомившись с ним в первые месяцы учёбы в Академии, спешил к нему из Гефсиманского сада своей души, как на Пасху: шёл в скит опечаленный, в смятении, а возвращался бодрый и радостный.