Флорентийские маски

Коломбина скрылась за большим памятником, увенчанным статуей ангела, который, прижав палец к губам, призывал к молчанию. Рядом с ним на постаменте возвышался хрустальный куб с небольшим ковчегом внутри, на крышке которого значилось: «Здесь покоится человеческое сердце». На основании памятника была выбита краткая история двух людей, любивших друг друга при жизни. В самой могиле покоилась молодая женщина, а над ее останками в хрустальном кубе нашло упокоение сердце, учащенно бившееся при одном упоминании ее имени. На этом небольшом мавзолее не было указано никаких имен. По всей видимости, и мужчина, и женщина либо не захотели, либо не имели возможности даже после смерти открыть окружающим свои имена и признаться в связывавшем их чувстве. Теперь охрана тайны их трагической любви была поручена ангелу с прижатым к губам пальцем.

Антонио отошел чуть в сторону, за шеренгу цветущих кустов жасмина, посаженных так плотно, что они стали своего рода живой изгородью. Там, за этой зеленой стеной, находилась привилегированная часть кладбища. Памятники здесь были гораздо более помпезными – с коваными решетками и изразцовой отделкой. Даже после смерти богатые могли позволить себе выделиться, а их близкие – с особым шиком выразить свою скорбь. Федерико издали наблюдал за приятелем, чьи черные волосы были взъерошены ветром и небрежно убраны за уши. – Ты веришь в переселение душ? – спросила вдруг Андреа, угадавшая ход мыслей Федерико. – Думаю, что нет. Твоя индивидуалистская натура не позволит смириться с тем, что человеческая душа может принадлежать разным телам. По крайней мере уж свою-то душу ты точно никому не отдашь. Что ж, упаковка бывает разная, в том числе и одноразовая.

Не дав ему времени ответить, Коломбина отошла в сторону и, подойдя к Антонио, заговорила уже с ним. Только сейчас профессор Канали вновь вернулся к реальности и, оглядевшись, понял, что Винченцо куда-то исчез, а сумерки уже сгустились и вот-вот станет совсем темно. Он вновь почувствовал какую-то нереальность происходящего и в очередной раз задался вопросом, что он тут делает, – преподаватель университета помогает полусумасшедшим актерам найти нужное имя среди могильных плит на незнакомом кладбище.

Неожиданно послышался голос Винченцо де Лукки. Судя по интонациям, он все-таки нашел то, что им было нужно. Голос слышался отчетливо, но самого его нигде не было видно. Федерико жестом подозвал к себе Антонио и Андреа, и те лишь теперь обратили внимание, что голос Винченцо нарушает кладбищенскую тишину.

– Твой отец где-то тут рядом, но где именно – никак не пойму, – сказал Федерико, явно недовольный все новыми трудностями в их предприятии.

– Он в павильоне рядом с часовней, поэтому мы его и не видим, – суховато ответила Коломбина.

Они пошли в нужном направлении и, чтобы срезать угол, даже перешагнули через несколько мраморных могильных плит и headstones [28], не без удивления обнаружив, что на этом провинциальном кладбище покоятся представители самых разных народов и стран. Подойдя к павильону, они поняли, что им придется спускаться по уходящей от порога лестнице. Освещения в этом туннеле не было, и, по правде говоря, перспектива спускаться в подземелье не слишком вдохновляла обоих приятелей. Впрочем, отступать им было уже некуда.

– Прямо как ворота в Страну игрушек, куда навсегда отправляли слишком непослушных детей, – пошутила дочь Винченцо, слова которой, однако, не вызвали даже подобия улыбки на лицах Федерико и Антонио.

Спустившись по лестнице, они оказались в каменном коридоре, по стенам которого с обеих сторон тянулись ряды погребальных ниш. Откуда-то из темноты доносился голос старого де Лукки. Судя по звуку, пройти по коридору нужно было достаточно далеко. Прочитать эпитафии на плитах, закрывающих стенные ниши, в этой темноте было совершенно невозможно. Федерико испытывал одновременно страх и отвращение, Антонио же по-прежнему находился под впечатлением разницы между этим кладбищем и теми, к которым он привык в своей стране. Коломбина шла вперед уверенно и спокойно, будто бывала здесь уже не раз. Затхлый влажный воздух, насыщенный какой-то мелкой пылью, мог в любую минуту вызвать рвотный позыв. Наконец друзья разглядели в темноте почти распластавшегося вдоль стены Винченцо, похоже пытавшегося обнять одну из могильных плит. Надпись на плите он подсвечивал фонариком и знаками подзывал дочь и двоих друзей подойти поближе.

– Вот она, я ее нашел. Никаких сомнений.

Федерико и Антонио подошли вплотную, чтобы собственными глазами убедиться в правоте его слов. Федерико не без труда стал читать плохо различимую эпитафию: «Здесь покоится бедный старый Джеппетто, отец мальчика, порожденного лесом. Из дерева были его руки, из ствола дуба – его тело, и славился он своим особенным носом, который рос всякий раз, когда мальчик, по своему обыкновению, врал – изворотливо и бессовестно. 1877».