Флоренция и Генуя

В своей хронике Джованни Виллани предсказывал ужасные бедствия, заметив, что неспроста многие города накрыла «безбрежная пелена тумана и с неба, наводя на жителей ужас, падали мельчайшие насекомые». Возможно, так и было, поскольку и другие флорентийцы рассказывали о каких-то блохах, жуках и даже саранче, хотя ее никак не назовешь мельчайшей. В 1348 году, через несколько месяцев после этих предсказаний, беда действительно пришла: болезнь унесла несметное число человеческих жизней и, к огромному сожалению современных историков, умер сам Джованни Виллани. После него летопись пытались продолжить его брат Маттео и племянник Филипп. Оба владели пером неуверенно, а последний, будучи монахом, подавал события предвзято, по-церковному эмоционально, слишком резко, напрасно обвиняя соотечественников во всех несчастьях, особенно в пришествии чумы: «У нас во Флоренции благоразумные люди подвергли осуждению нововведенный многими обычай, захватив с собой все необходимое для привольной жизни, укрываться в уединенных местах с чистым воздухом, где не было опасности заразиться, чтобы обезопасить себя от болезни. Но Божья кара, от коей не спасают запертые двери, настигла их и в этих местах, как всех прочих, не позаботившихся о своей безопасности. Многие же другие, обрекшие себя на смерть, услужая заболевшим родным и друзьям, пересилили болезнь, а иные во все время ухода за больными вовсе не захворали. Тогда многие одумались и безбоязненно стали помогать друг другу и ходить за недужными, из которых многие выздоровели и со спокойной душой могли служить другим. В нашем городе эпидемия разгорелась в полную силу весной 1348 года и продлилась до начала осени. Болезнь настигала людей, не разбирая пола и возраста; из 5 человек погибало 3, когда и больше, чаще среди простонародья, чем средних слоев и верхов. Беднякам пришлось особенно худо, зараза распространилась в их кругах раньше, и помощи они получали меньше. Судя по полученным нами из многих стран и областей известиям, по всему миру человеческий род уменьшался в такой же пропорции. Правда, на Востоке смертность была куда более высокой. Врачам ни одной страны не удалось найти лекарств или средств против этого смертельного недуга, ни с помощью естественной философии, ни физики, ни астрологии. Кое-кто ради заработка посещал больных и прописывал им свои снадобья, но наступавшая смерть доказывала их непригодность, так что самые совестливые медики возвращали взятые не по справедливости деньги…».

Джотто ди Бондоне. Роспись капеллы Барди в Санта-Кроче

Из-за чумы работы в церкви Санта-Кроче прекратились, поэтому освящена она была только в 1443 году, уже в пору Кватроченто. Посмотреть на красивый ритуал, по обыкновению, пришла вся Флоренция. Горожане собрались на безымянной площади, позже получившей имя по названию храма – Санта-Кроче. В тот день далеко не все смогли увидеть интерьер здания, хотя тогда его небогатое убранство составляли живопись мастеров Проторенессанса и десяток интересных архитектурных деталей. К последним относились пилоны восьмиугольного сечения, от которых, взмывая вверх подобно струям фонтана, расходились остроконечные арки с массивным двойным обрамлением.

Алтарный полиптих «Коронация Девы Марии» выполнял Джотто, и ему же банкиры Перуцци и Барди поручили роспись своих капелл, приобретенных вскоре после освящения храма. Отдаленную капеллу Ринуччи украшал Джованни да Милано – приезжий художник, живший в одно время с Джотто и так же известный стремлением изображать человеческие чувства. Даже теперь, когда фрески в этой капелле занимают всю северную стену, неизменно притягивает взгляд картина «Рождество Марии». Вопреки канонам Джованни да Милано не стал разделять внутреннее пространство, а показал единый интерьер. Как в других его творениях, фигуры здесь заполняют почти все пространство, словно давая понять, что для автора место действия – предмет второстепенный. Стройные и грациозные, подчеркнутые легкими контурами и мягко смоделированными светотенями, герои «Рождества Марии» являются поэтическим выражением мира чувств. В этом художник сумел опередить время, поскольку его трепетная живопись развивалась тогда, когда флорентийский стиль все еще находился под давлением академизма.