Со временем во всех трех нефах Санта-Кроче появились надгробия, а в капеллах – золотые кресты и утварь, в основном из того же металла. Драгоценные вещи сияли на фоне свежих красок живописи, будто приглашая полюбоваться шедеврами Аньоло Гадди («Легенда о Святом Кресте» в капелле Маджоре и житийные сцены в капелле Кастеллани), Доменико Венециано («Святой Иоанн Креститель и святой Франциск» за алтарем), безвестного мастера школы Джотто («Распятие» в алтаре), Джерини (полиптих «Мадонна со святыми» в алтаре). Неизменно вызывал восхищение витраж «Снятие с Креста», выполненный по эскизам Лоренцо Гиберти. Давно предназначенное место в центральном нефе заняла прекрасная мраморная кафедра работы Бенедетто да Майано. Направляясь к ней, прихожане всегда останавливались у первого пилона, чтобы посмотреть на «Мадонну с младенцем» Антонио Росселлино.
Немногие храмы могут похвастать таким внушительным некрополем, какой имеется в Санта-Кроче.
Непосредственно у фундамента покоятся десятки состоятельных горожан, потративших большие деньги, чтобы увековечить свои имена на мраморном полу именно этого храма. Вдоль стен правого нефа тянутся роскошные надгробия, известные благодаря авторам и тем, кто лежит под ними: Микеланджело Буонарроти (Вазари, 1579), писатель Витторио Альфьери (Канова, 1803), Никколо Макиавелли (Спинацци, 1787), Данте Алигьери (Риччи, 1829). В знак любви к соотечественнику горожане собрали деньги на надгробный памятник Данте, хотя сам поэт умер и был похоронен в Равенне, где прожил в изгнании свои последние годы. Художественным венцом этой части храма можно назвать табернакль с композицией «Благовещение», исполненной Донателло в 1435 году. В религиозном искусстве латинским словом «tabernaculum» принято именовать сооружение, где хранятся предметы культа. Однако в данном случае так обозначена ниша, архитектурно оформленная и по готической традиции сделанная для как можно более эффектного показа скульптуры.
Вместе с церковью Санта-Кроче любовью горожан пользуется и площадь перед ней, где с XIV века проводятся праздничные гулянья, игры, а теперь еще и спортивные соревнования. Говорят, что здесь, а не в Англии прошел первый «чемпионат» по футболу. Правда, флорентийский футбол немного отличается от английского и вообще от того, к которому привыкли современные болельщики: крайне мягкие здешние правила практически ничего не запрещают. Рассказывают, что несколько лет назад игрок одной команды откусил противнику ухо и спокойно продолжил играть. Матч из-за такого «пустяка» не прервали, а пострадавшего просто отвезли в больницу рядом с импровизированным стадионом, где врачи вернули откушенную часть тела на исконное место.
Еще более экзотическая история произошла со Стендалем. Впервые прибыв во Флоренцию, французский писатель был ошеломлен окружающей красотой. В Санта-Кроче чувства стали настолько бурными, что он забился в истерике и закричал так, что служителям пришлось отправить его в больницу, благо та находилась рядом. Видимо, подобные случаи повторялись, поскольку сегодня легкое помешательство от красоты, известное как синдром Стендаля, лечат во всех клиниках города, причем в специальных отделениях.
Мастера Кватроченто уверяли, что для расцвета искусства требуются любовь, радость, вера в настоящее и надежда на будущее. Высказанная словами, эта мысль принималась неохотно и не всеми, но, поданная с помощью линий, красок и прекрасных образов, она очень быстро захватила общество, совершенно вытеснив страх, который веками наполнял людские души. В культуре Средневековья слишком много места занимала уродливость. Люди явно перегружали себя мыслями о дьяволе – воплощении душевного и физического безобразия. Джорджо Вазари уверял, что христианский мир открылся для искусства после того, как осуществилась древняя, хотя, скорее всего, придуманная им же легенда: черт явился к художникам и жалобно попросил их не рисовать его в безобразном виде. У мастеров Кватроченто дьявол, действительно, мало напоминал грязное уродливое существо, которое так выразительно изображали их средневековые коллеги. Теперь он являлся в живописи или скульптуре изредка, но всегда в элегантном облике Люцифера, с гордо поднятой головой, открытым, хотя и холодным взглядом и своеобразно красивым лицом. Ушло в прошлое и презрительное отношение к телу, ранее считавшемуся одной из причин всех человеческих бед. В искусстве Кватроченто редкая обнаженная натура еще не предназначалась для любования, а служила инструментом, с помощью которого художник мог показать движение. Однако зритель того времени все же мог видеть тела. Едва прикрытые тонкой тканью, как у Донателло, или совсем нагие, как у Антонио Поллайоло, они были крайне реалистичны или совершенны, но всегда восхитительны, и публика, глядя на земную, а значит, доступную красоту, уже не помышляла об умерщвлении собственной плоти.