Флоренция и Генуя

Странное впечатление античной холодности и одновременно страстности, присущей искусству Возрождения, производит роспись фамильной капеллы Бранкаччи в церкви Санта-Мария дель Кармине – вдохновенные, изумительные по экспрессии фрески «Искушение Адама» Мазолино да Паникале и «Изгнание Адама и Евы из рая» Томазо Гвидо Мазаччо. Полвека спустя работу над росписями капеллы завершил беглый монах-кармелит Филиппо Липпе, или Фра Филиппе, как его называют итальянцы. Имея дар и в колористике, и в рисовании, ревностный поклонник античности, он выполнил серию сюжетов из жизни святого Петра, среди которых особого внимания заслуживает композиция «Дань кесарю». Ее обнаружили совсем недавно в ходе последней реставрации храма, когда художники удалили все позднейшие наслоения и сумели восстановить картину, где форма, цвет и свет сливаются воедино в совершенной гармонии.

Скульптура Санта-Мария Новелла: античная холодность и ренессансная страсть

Почтенный мастер Мазолино получил заказ на роспись капеллы, где намеревался преклонять колени богатый флорентиец Бранкаччи, в 1425 году. Чуть позже к старому художнику присоединился юный, носивший длинное имя Томмазо ди Джованни ди Симоне Кассаи, которого все звали просто Мазаччо. Разделив между собой большую композицию, они приступили к работе, но быстро поняли, что рисуют слишком непохоже. Более того, обнаружилось, что творения молодого живописца, к которому Мазолино относился как к помощнику, отличаются зрелостью, тяготением к строгости, торжественности, монументальности, какой ранее отличался Джотто. Мазаччо не дожил до 30 лет, но ни в одной из его работ нет и следа юношеской гибкости. Он стал одним из первых флорентийцев, показавших свое умение строить живописное пространство, кстати, удивительно реальное, пользуясь лишь линейной перспективой. Он размещал на картинах мощные фигуры, правдиво изображал движение, точно передавал позы, жесты, связывая персонажи с природным или архитектурным фоном.

Томмазо ди Джованни ди Симоне Кассаи по прозвищу Мазаччо

Позднейшие исследователи уверены, что Флоренция сама поднимала своих мастеров на такую высоту. Определенные требования предъявляли ее богатое культурное наследие, красота пейзажей, строгая архитектура, в которой уже обозначился будущий сакральный центр. Теперь это место, образованное площадями Сан-Джованни и Дуомо (Соборной), является историческим и геометрическим центром Флоренции. Именно здесь сходятся улицы и переулки, в различных ракурсах представляющие великолепные виды на баптистерий, дворец архиепископа, лоджии Бигалло, древний храм Сан-Лоренцо и, наконец, на шедевр архитектурного искусства – кафедральный собор Санта-Мария дель Фьоре с музеем и элегантной колокольней Джотто. Вряд ли найдется человек, в котором эти картины не пробудили бы ощущения причастности к высшей, воистину неземной красоте, нисколько не напоминающей то, в чем так несправедливо упрекали свой город средневековые проповедники.

Флорентийский содом

Во времена Данте Флоренция не была такой цветущей, тихой и умиротворенной, какой ее представляют наши современники. Средневековый город наводняли нищие, изувеченные на войне или в тюремных казематах калеки, попрошайки, в общем, всякий бездомный люд, промышлявший не только милостыней, но и занятиями более опасными, например воровством или хуже того – разбоем. Воры сновали по улицам и рынкам, с профессиональным проворством срезая кошельки с поясов почтенных граждан. Жестокие преследования ситуации не меняли, хотя редкому bandito удавалось избежать наказания.

При первой поимке мелкому воришке отрезали одно ухо, при повторной поимке он рисковал остаться без глаза, ступни, кисти руки, а при третьей – и вовсе без головы. Иногда мошенников отправляли на виселицу, и лишь в редких случаях им удавалось отделаться долгой отсидкой в каземате. Не меньшим злом считалась проституция – неотъемлемая часть бытия каждого италийского города еще со времен Римской империи. Бороться с ней пыталась только церковь, но, без поддержки светской части общества, безуспешно. Услугами дам легкого поведения охотно пользовались все, от ремесленников до герцогов. Тем не менее во Флоренции такие женщины не осаждали прохожих на улицах, а ждали клиентов в отведенных им кварталах за крепостной стеной, смиренно существуя под надзором стражи вдали от храмов, святых мест, дворцов и городских ворот. Куртизанке, впервые пойманной в черте города, грозила публичная порка на площади Синьории. Пойманная вторично, она попадала в руки палача, ставившего ослушнице клеймо на правую щеку.

На фресках Санта-Мария дель Фьоре увековечены как знаменитые горожане, так и простые флорентийцы