Флоренция. Вид с холма

Молодой Стибберт толково тратил отцовско-дедовский капитал. Кстати, всё наследство спустить ему так и не удалось. Он оказался удачливым бизнесменом, очень правильно вкладывался в покупку и продажу ценных бумаг, приумножая семейное благосостояние. Не захотев променять свободу на брачные оковы, Фредерик Стибберт посвятил жизнь «низкому» прикладному искусству, так украшающему жизнь. У каждого предмета, каждой вещицы, живущих в доме-музее, есть индивидуальность, и все они эксклюзивны.

Я прониклась красотой увиденного и преисполнилась уважением к музею и его основателю. Однако высочайший художественный вкус джентльмена Стибберта настроил меня на критический лад по отношению к себе и окружающим, особенно, естественно, к последним. Спускаясь с холма, я внимательно рассматривала идущих навстречу и недовольно ворчала про себя: «Почему люди одеты так одинаково неинтересно и так банально скучно? И выражения лиц у них под стать одежде. Не могут же они быть все малоимущими или американцами. Нашлись же деньги приехать во Флоренцию на встречу с прекрасным – значит, средства какие-никакие имеются. В чём же тогда дело?»

И тут странная догадка буквально парализовала меня. Так ведь они продукт демократического общества, которое без глобальных катаклизмов спокойно и сыто живёт последние семьдесят лет. В их головы средства массовой информации вкладывают идеи социальной справедливости, политкорректности и дешёвой доступности всех благ, что само по себе замечательно, а на бытовом уровне означает: «Мы все равны, но среди нас есть нуждающиеся и безработные, которых мы обязаны содержать за счёт высоких налогов с доходов трудящихся граждан. Давайте выглядеть скромно, чтобы не задевать чувства обездоленных. Долой индивидуальность, хороший вкус и стиль! Все в магазин online! Экономим время и деньги!» Увы, новые европейские поколения людей под сорок выросли, не зная ни лишений, ни революционных кровавых потрясений, ни бесчеловечных жестоких войн на своей территории. Им не с чем сравнивать своё житьё-бытьё. Да они ничего особенного и не хотят, лишь бы их не трогали.

Алпиата, Гайа, Карло Валентини из мастерской Bartolozzy e Maioli, участвовавшей в реставрационных работах Андреевского зала Московского Кремля (фото Анжело Кьярлоне)

От подобных мыслей у меня испортилось настроение, и, чтобы его хоть как-то поднять, я стала заходить подряд во все ольтрарновские мастерские. «Какое счастье, что демократии пока не удалось их окончательно задушить», – думала я, любуясь результатами труда флорентийских ремесленников. Я даже составила список непременных приобретений. Пусть когда-нибудь они ещё больше украсят мою жизнь и своим материальным совершенством будут постоянно заряжать меня творческой энергией. Ведь предметы, как и люди, как и мысли, обладают мощным энергетическим воздействием. Окружив себя красивыми вещами, я стану и добрее, и снисходительнее, и радостнее, и терпимее, и всем от этого будет только лучше. Пусть красота спасёт если не мир, то хотя бы меня, и вот как я себе это представляю.

Перво-наперво я куплю во Флоренции резную позолоченную рамочку, а в неё вставлю небольшое зеркало. Смотрясь в него, я, подобно Наташе Ростовой, буду каждый день повторять: «Ну что за прелесть эта Алиса Даншох!» На журнальном столике я «небрежно забуду» хорошо изданные художественные альбомы невероятной тяжести, пытающиеся донести до листающего их человека всё великолепие и богатство тосканской столицы. Несколько небольших подушечек, одетых в яркие переливающиеся шелка, принёсшие когда-то Флоренции славу и деньги, в продуманном беспорядке улягутся на диване.

Мастерская бутика серебряных изделий Fratelli Peruzzi (фото Анжело Кьярлоне)

На письменный стол непременно ляжет папка из флорентийской кожи с золотым тиснением, и это будут, конечно, любимые городом и мною ирисы. Нарядной папке будет поручено хранить набор знаменитой флорентийской бумаги с цветным волнистым узором. Из прославленного местного серебра я выберу коробочку типа шкатулочки, в которой стану хранить сентиментальные мелочи. Не смогу обойтись и без хорошенькой серебряной таблетницы, украшенной овощами-фруктами, символами изобилия. На флорентийский фарфор тратиться мне не придётся, ибо однажды я уже получила в подарок прелестную статуэтку фирмы Джинори. Не буду разоряться и на дорогущую флорентийскую мозаику, о которой выше написано много восторженных слов. Я уже пристроила каменное изображение купола Брунеллески на открытой книжной полке. Каждый раз, когда я встречаюсь с Дуомо взглядом, он мне говорит: «Я – символ кропотливого виртуозного мастерства, которое напоминает всем, что труд не только превратил обезьяну в человека, но и создал бесценную жемчужину цивилизации – прекрасную Флоренцию. И пока ремёсла живы, жива и она».