Позднее Ламартина назовут «самым природным поэтом романтизма»[98]
. Действительно, фитоним – один из наиболее употребительных образов в его творчестве наравне с зоонимами («Бабочка» («Le Papillon»), «Ящерица» («Le L'ezard»), «Арабский скакун» («Sultan, le cheval arabe»)), орнитонимами («Птицы» («Les Oiseaux»), «Соловью» («Au rossignol»)) и топонимами («Озеро» («Le Lac»), «Ракушка с берега моря» («Le Coquillage au bord de la mer»)). Сами названия стихотворений из трех сборников «Поэтические медитации» («M'editations po'etiques», 1820,1823 и 1849) отражают то особое значение, которое Ламартин предавал цветам как художественным образам: «Души цветов» («Les ^ames des fleurs»), «Цветы на алтаре» («Les fleurs sur l'Autel»), «Цветок» («Une fleur»), «Барвинок» («La pervenche»), «Маки» («Les Pavots»), «Ветка миндального дерева» («La Branche damandier»). В сборнике «Поэтические и религиозные созвучия» («Harmonies Po'etiques et Religieuses», 1830) тема цветов и растений звучит в произведениях «Бесконечность природы, короткий век человека» («'Eternit'e de la nature, bri`evet'e de l’homme»), «Водяной цветок» («La Fleur des eaux»), «О розах под снегом» («Sur des roses sous la neige»).Общая атмосфера поэзии Ламартина минорная пронизанная религиозным мистицизмом, глубокой верой в Провидение и восприятием его как синтеза Природы и Космоса. Лирическая поэзия была тем миром, в котором Ламартин – политик, сожалеющий о падении монархии, забывал о том, что происходило в парижском Парламенте. В мире «Медитаций» и «Созвучий» он был путником, влюбленным в далекий, недостижимый идеал, созерцающим природу и горячо верящим в Бога.
На творчество поэта оказали серьезное влияние два события: смерть любимой женщины Жюли Шарль в 1817 г. и смерть пятилетней дочери во время путешествия на Восток в 1833 г.
Первая трагедия послужила толчком к созданию образа Эльвиры, мертвой возлюбленной, по которой тоскует поэт. С госпожой Шарль, женой известного ученого-физика, Ламартин познакомился в 1816 г. в Экс-ле-Бэн, а уже через год она умерла, оставив глубокий след в душе поэта. Именно ей был посвящен первый сборник «медитаций». Образ Эльвиры сопровождается рядом флорообразов – цветок, брошенный в воду, растоптанная роза, розы под снегом.
Высказывалось мнение, что в первом сборнике «медитаций» у Ламартина, убежденного католика, еще нет ощущения пантеистической мировой души, природа рассматривается как «этот мир» в противовес «миру иному», в связи с этим его пейзаж существует лишь как фон меланхолических раздумий. Все же очевидно, что в сборнике 1820 г. из стихотворения в стихотворение переходят образы осенней опавшей листвы, увядших цветов, сухой травы. Ламартин, воспевая Эльвиру, уже здесь передает свою печаль через мотив умирающей природы. Пусть нет еще присутствия мировой души, но связь поэта с природой очевидна, не вызывает сомнений сочувствие природы горю поэта. Все оплакивает уход возлюбленной: холодный дождь, голые деревья посреди пустынных лесов. Подобные флорообразы усиливают минорный дух стихотворений «К Эльвире» («`A Elvire»), «Осень» («L’Automne»). Мрачная картина природы, переплетенная с мыслями о смерти тоскующего поэта, разворачивается в стихотворениях «Озеро» («Le Lac»), «Ложбина» («Le Vallon»). Яркими иносказаниями, которые будут продолжены и развиты впоследствии Ламартином, стали «скоротечные цветы жизни» («courtes fleurs de la vie»), «увядший луг» («la prairie fan'ee»), плоды, травы, колосья, которые уносят в своих корзинах сборщики урожая, «леса, коронованные остатком зеленой листвы» («bois couronn'es d’un reste de verdure»), поздняя осень, которая ассоциируется с идеей траура («le deuil de la nature»).