Пока ехал, просматривал фотки на трофейном гаджете. На одной из них нашлась Беа, в тесном помещении – можно сказать, что смахивающем на каюту, – отчего ее длинные ноги казались еще длиннее. А поскольку теперь у Кида Ивановича была мобильная связь – он вышел на свой аккаунт в Блаблере. И там нашел несколько десятков сообщений от мадемуазель Леблан. Получалось, она несколько месяцев усердно отправляла ему послания, обильно оснащенные смайликами и другими эмотиконками, а он даже не догадывался об этом, потому что был отрезан от сети отчаянным безденежьем. А также отделен от всего мира ощущением собственной ненужности, потому-то столь обострился аппетит – психосоматика всегда услужливо превращает дурные мысли в дурное тело… Беатрис писала о том, что ей плевать, как Пятницкий сейчас выглядит, что он никакой вовсе не «бегемот» и даже ни капельки не «морская свинка», что она так виновата перед ним и тэ дэ.
Блин, выходит, недооценивал он ее, зря считал примитивной, напрасно видел в ней шикарную проститутку. Шикарная, однако не такая уж и проститутка. Не продажнее других. И если остальные приличные дамы занимаются коммерческим сексом, то чем Беатрис хуже?
Когда Кид Иванович добрался до берега морского, то получилось, что мадемуазель Леблан где-то там, в кабельтове от берега. На дне или же на судне. В тумане кое-как просматривалось некое плавсредство, стоящее на якоре. Зима, водичка еще та, освежает донельзя. Но надо плыть. И теперь он знал, что точно поплывет. Он не забыл девиз: «Где мы, там победа».
Кид Иванович прошлепал через урез воды. Потом ненадолго вернулся на берег и оставил на песке тапки-ботинки – их сразу же одолжил какой-то бомж. Снова зашел в воду, которая принялась профессионально терзать разгоряченную кожу, и неизвестно, что будет через пять минут. Но ведь не столь давно он перетерпел кое-что похуже. По сравнению с Карским морем Средиземное даже зимой – курорт.
В ходе заплыва, минут через десять, Кид Иванович понял, что все, дальше не может, и сейчас, расставив уставшие руки, пойдет на дно. Боли он не чувствует, но его словно заполняет изнутри свинцом.
Но когда Кид Иванович расставил руки, то свинец оказался жиром, который совсем не тянул его на дно. Он передохнул и увидел корму большой яхты – несмотря на туман, обходилась она без огней. Еще двадцать метров, несколько толчков ногами, и Пятницкий у кормового свеса яхты. Только забираться на борт было негде – все гладко, как на попке у мулатки. Даже в столь аховой ситуации Кид Иванович вспомнил, как в первые свои дни на Лазурном берегу не удержался и потрогал у такой гражданки пятую точку; точнее, даже ущипнул, чтоб оценить упругость. Обошлось без особых последствий, женщина лишь пару раз ударила его босоножкой по голове.
Кид Иванович находит опущенный в воду шкот, однако не решается им воспользоваться, потому что с кормы слышны голоса и музыка, как на вечеринке. Стараясь не сделать ни одного лишнего шлепка, Пятницкий отправился в сторону носа. Ухватившись правой рукой за якорную цепь, левую перебросил на клюз, и следом обе руки уцепились за леерное устройство. Вроде тихо, пора подтягиваться. Желание покинуть поскорее неуютную водичку придавало крылья его килограммам. Через несколько секунд он был уже на борту «Валькирии». Именно так называлась яхта.
Немного прополз и оказался возле форлюка, ведущего в подшкиперскую, которая используется для хранения парусов и какого-нибудь такелажа. Люк, наконец, поддался его замерзшим рукам, и он соскользнул вниз. Здесь, в подшкиперской, и дверь имеется. Впрочем, Кид Иванович не спешил наружу – яхта как раз поднимала якорь и верно стала удаляться от берега.
Здесь было более-менее тепло, решимость на время оставила Кида Ивановича, и он даже прикорнул от изнеможения возле двери. На какой-то непонятный промежуток времени. А проснулся перед тем, как кто-то вошел. Крепкий мужичок вошел, в матросской робе, может, за какой-то снастью. Кид Иванович, вовремя сдвинувшись в сторону, поставил правую руку на пути вошедшего, на уровне его горла. Затем, схватив левой рукой крепыша за темя, шмякнул его головой об дверной косяк. Но бычара чертов не хочет отключаться. Даже собирается отыграться и, вместо того, чтобы трусливо заорать, норовит нокаутировать Пятницкого ударом в челюсть. Задевает ухо – пребольно, прямо скажем. Затем пару раз лупит Пятницкого в лицо, рассекает губу и подбивает глаз. Тогда Кид Иванович – в тесноте и в обиде – заталкивает противника плечом под кницу, где дорабатывает локтем под дых, ребром ладони по шее и тылом ладони по физиономии, после чего матрос теряет свирепость и обмякает.
Пятницкому хотелось позаимствовать у матроса робу, но размер не тот, так что остается забрать у него лишь французскую бескозырку с помпоном. Затем надо связать пленного с помощью удачно вспомнившегося морского узла и затолкать ему в рот свой использованный носовой платок, размером в квадратный метр, чтобы издавал лишь тихое мычание.