В то время по флоту прошло указание заменить красные звездочки на бескозырках новыми эмблемами из анодированного алюминия, где звездочка была окружена орнаментом из листьев. Эту эмблему мы сразу окрестили — «капустой». Традиция ношения звездочки на беске была многолетней, а «капуста», у меня по крайней мере, вызывала стойкое неприятие.
Я принципиально носил на своей бескозырке большую красную звезду с молотом и плугом в центре. Звезда была то ли сороковых, то ли пятидесятых годов. Крепилась она на толстой медной полосе, которую я для прочности еще прошил нитками к тулье бескозырки.
Командир роты постоянно делал мне замечания по поводу ношения неуставной эмблемы. Наконец, терпение его иссякло. Он вызвал меня из строя и, перед всей ротой сорвав бескозырку, ухватился за звезду и стал ее вырывать. Звезда не поддавалась. Пеца тянул сильнее. Звезда не отрывалась. Он озадачился.
Тогда я сказал:
— Товарищ командир, только фашисты срывали наши звезды!
Наконец до Пецы дошло: он, командир, перед строем своих курсантов срывает красную звезду на пятьдесят третьем году советской власти! Пеца замер, соображая, затем, молча, отдал мне бескозырку и распустил строй. Со звездой на бескозырке я ходил до самого перехода на фуражки.
Но напряженные отношения с командиром сохранялись. Именно Пеца учил меня, что нарушение дисциплины неминуемо влечет за собой взыскание, что принцип неотвратимости наказания не должен быть нарушен, и «впаивал» мне по полной.
Спасибо, товарищ командир, я это запомнил на всю свою офицерскую жизнь.
Именно командир своей требовательностью научил меня смотреть не на третью пуговицу кителя начальника, а ему в лицо. Спасибо, товарищ командир за эту науку!
На третьем курсе стараниями командира нам в роте установили бильярдный стол. Игра в бильярд стала самым популярным времяпрепровождением, особенно для дежурного и дневальных по роте. В роте то и дело слышались возгласы: «свой», «чужой», «подстава».
Я неплохо чертил, наверно, поэтому имел хороший глазомер и удары мне удавались… После целого дня катания шаров спина болела как после разгрузочных работ на складе. В роте даже появились свои чемпионы по бильярду.
Третий курс самый веселый и беззаботный… Танцевальные вечера у нас проводились по средам, субботам и воскресеньям, поэтому за глаза «Систему» называли «танцевальным училищем». Многие считали, что на танцы надо ходить обязательно «на взводе». Тогда все девушки кажутся просто красавицами. Но где взять? Был выход.
За высоким забором «Системы», неподалеку находился частный дом — хибара, где жила старушенция, гнавшая виноградный самогон, в который добавляла табак, — «табуретовку». Почему «табуретовка»? Да потому, что стакан этого пойла по силе действия, как говорили знатоки, был равен удару табуреткой по голове — сразу валил с ног… Редкие, самые отчаянные курсачи, лишенные увольнения в город, перед танцами отваживались употреблять «табуретовку». Что с ними было потом — не знаю. Сам «табуретовку» не пробовал.
Наступила осень. Похолодало. Начались дожди… Потянулись бесконечные, как железная дорога, нудные дни. Лекции казались неинтересными и ненужными. В такое время тянет поговорить на лекции со своим лучшим другом, соседом справа. Мы разговаривали тихо, не шевеля губами, глядя на преподавателя преданными глазами, и ему с кафедры казалось, что мы самые благодарные его слушатели и самые сознательные ученики.
Этой осенью я с приступом почечной колики попал в Морской госпиталь. Старый полковник медицинской службы посоветовал: «Хочешь остаться в «Системе», срочно сматывайся из госпиталя, иначе комиссуют вчистую». Что я и сделал. Меня не комиссовали, в «Системе» я остался, но к плавсоставу оказался не годен.
Скоротечно прошли Новогодние праздники. По новой традиции с телеэкрана к советскому народу с Новогодним поздравлением от имени руководства страны обратился председатель Президиума Верховного Совета Николай Подгорный. Новый, 1971, год вступил в свои права. Сразу наступила зимняя сессия. За ней зимний отпуск, пролетевший как один день.
Опять начались серые будни. По понедельникам утром слушать ядерную физику было просто невозможно. Профессор в кителе с погонами капитана 1-го ранга наворачивал на доске мудреные формулы, и я, потеряв один раз мысль, разбирался дальше с большим трудом. Потом вообще бросил это, решив, что пройду тему по учебнику самостоятельно.
Предстояла очередная морская корабельная практика.
Наступил день отъезда. Наша рота построена с чемоданами для проверки на предмет «наличия отсутствия» у нас горячительных напитков. По команде мы открыли свои чемоданы, и командир роты Пеца лично проверял их содержимое.
Мы понимали, что проверка вызвана трагическим случаем, произошедшим летом 1969 года, когда по пути на морскую практику курсанты «Системы» спалили вагон, в котором ехали. Этот случай вошел не только в историю «Системы», но и в историю военно-морского флота.