— Пожалуйста! — Щенснович протянул командующему несколько листов.
— Спасибо!
Так… Угля хватит всем. Ну или почти хватит. Потери убитыми-ранеными представимые — от десятка на «Цесаревиче» до семи десятков на «Ретвизане», «Победе» и «Петропавловске». Со снарядами тоже ожидаемо. Осталось приблизительно по двадцать процентов шестидюймовых и по десятку главного калибра на ствол. На «Цесаревиче» и того хуже — двенадцать в кормовой башне и шесть в баковой. Ну да — броненосец палил вчера практически без помех, странно, что вообще в погребах хоть что-то осталось…
Отряд Ухтомского шёл параллельным курсом, и можно было без особого труда оценить состояние его броненосцев. «Севастополь» и «Полтава» выглядели вполне прилично, а вот то, что «Петропавловску» вчера пришлось лихо, просто бросалось в глаза. И дифферент на нос весьма ощутимый, и развороченная вторая труба, беззащитно задранные к небу пушки кормовой шестидюймовой башни, «срубленная» почти под корень грот-мачта… Неудивительно, что потери в людях на нём оказались самыми высокими на эскадре.
— Ваше высокопревосходительство! — влетел на мостик лейтенант Развозов. — Телеграмма с «Пересвета».
— Что, — обрадовался Макаров, — жив ещё, курилка!
— Не совсем так, — слегка смутился офицер, протягивая адмиралу бумагу. — Вот.
Та-а-ак! «Минная пробоина… Сидим на камнях у самого Элиота… Погрузились по клюзы… Возможны атаки японцев… „Грозовой“…»
— Какие новости, Степан Осипович? — поинтересовался Молас только что зашедший на мостик.
— Здравствуйте, Михаил Павлович, — протянул руку командующий своему начальнику штаба. — В этой телеграмме есть две: плохая и хорошая. С какой начать?
— Блин! — подумал про себя Степан. — Это уже вообще из области анекдотов. Докатился…
— Предпочитаю узнать сначала плохую. Исходя из того, что я вижу на плаву практически всю нашу эскадру, новость не самая неприятная.
— Именно. Вы почти угадали со своим «практически». «Пересвет» можно считать погибшим.
— Что значит: «Можно считать»? — напрягся Молас.
— А вот это и есть хорошая новость: сидит на камнях у Эллиотов с минной пробоиной. Но долго не просидит — первый же свежий ветер, думаю, его и с мели стащит, и утопит.
— «Аскольд» передаёт: дымы с кормовых румбов, — вмешался голос сигнальщика в беседу адмиралов.
— Думаете — японцы? — тут же спросил командующего Молас.
— Больше некому. Сколько до Чемульпо, Эдуард Николаевич?
— Около двадцати миль, — немедленно отозвался Щенснович.
— Спасибо!
Степан внутренне напрягся — вот он «Последний и решительный».
— «Аскольду» — произвести разведку. В бой не вступать, — начал чеканить слова Макаров. — Эскадре: «Приготовиться к повороту на шестнадцать румбов влево. Второму броненосному отряду вступить в кильватер Первому». «Крейсерам следовать к „Аскольду“».
— «Аскольд», «Баян», «Богатырь», — докладывал сигнальщик. — За ними ещё дымы.
— Ясно, — Того даже не тронул бинокль. — Здесь все. Передайте на «Сума» и «Акаси»: «Развернуться и следовать в Цинампо». Остальным перестроиться в кильватер: «Асахи», «Адзума», «Чиода», «Нийтака», «Идзуми», «Яейама». Генеральный курс прежний.
Русские крейсера благоразумно не стали идти на сближение с последним из оставшихся в строю японских броненосцев — отвернули. Отвернули, открывая дорогу своим «большим братьям» — шести броненосцам артурской эскадры, которые весьма решительно направлялись в сторону противника.
Того совершенно ясно понимал, что это конец, но оставался шанс превратить полный разгром в «поражение по очкам».
— Передать на «Асахи»: «Держать курс так, чтобы выйти на дистанцию в пятнадцать кабельтовых».
— Вы посмотрите только — какой отважный у нас противник, — улыбнулся Макаров, глядя на манёвр Того. — Он просто собирается разыграть из себя Тегетгофа. Но здесь ему не Лисса.
— Не понял, Степан Осипович. Думаете, японцы пойдут на таран?
— А вы считаете, что у Того есть другой выход? К тому же, по заполненности своих погребов он вполне может судить и о количестве снарядов у нас. И, если мы клюнем на его провокацию, и начнём палить главным калибром сразу, то его бронепалубные недомерки вполне смогут дотянуться до наших бортов своими форштевнями.
— Понимаю…
— Вот именно. Эдуард Николаевич!
— Слушаю, — немедленно отозвался Щенснович.
— Передайте эскадре: «Быть готовыми к попытке противника пойти на таран. Открывать огонь главным калибром разрешаю только с десяти кабельтовых сегментными снарядами, с восьми — прочими. При сближении до пяти кабельтовых и угрозе тарана или минной атаки — отворачивать». И тоже ложитесь на сближающийся курс. Посмотрим, у кого нервы крепче. Румб вправо…
Макаров просто приглашал противника прижать себя к берегу, но у Того имелась другая цель — прорваться в корейский порт любыми средствами. Чтобы дошли хотя бы «Асахи» и «Адзума»…