Фокус

Кричит мне о том, о чем так и не сказала вслух.

«Я люблю тебя, даже если это странно — полюбить с первого взгляда, ни разу не притронувшись, не увидев глаза в глаза, даже не зная, как ты просыпаешься и засыпаешь — я ужелюблю тебя. Ты — важнее всех…»

Мне кажется, что все это время я смотрел куда угодно, но только не на эту девушку. На ее охеренную грудь, на ее забавные разноцветные носки, на кучеряшки, которые перебирал пальцами, когда целовал, и о которых думал все время, пока был далеко. Представлял, как намотаю их на кулак, когда мы будем тупо трахаться, как кролики, потому что у меня будет хорошая удобная жена. На какой-то период времени я получу в полное распоряжение симпатичную и явно голодную от недотраха женщину, отзывчивую ко всем моим прихотям.

В общем, сука, не туда я смотрел. Не то видел.

Наверное, я сижу так слишком долго, потому что дверь открывается и закрывается, и рядом усаживается мой старший брат. Молча тянется за сигаретой, прикуривает и разгоняет дым.

— Таня тебе яйца откусит, — пытаюсь подначивать его, но Антон передергивает плечами и ухмыляется. В их семействе вопрос кто у кого под каблуком вообще не поднимается, потому что у них что-то вроде идеального симбиоза, когда прогибается то один, то другой. Что-то запредельно идеальное, чему я до порванной жопы сильно завидую.

— Скажу, что это твой дым.

— Кто, бля, тут вообще старший?

— Если хочешь знать мое мнение — ты выбрал не ту женщину, чтобы играть с ней в «дочки-матери», потому что у нее на лбу написано, что она влипла в тебя по уши.

Я собираюсь сказать какую-то смешную хрень, просто чтобы заглушить горькую правду: я за столько времени не увидел то, что мой брат разглядел меньше, чем за полдня. Но в голове появляется другая мысль, от которой у меня рефлекторно сжимаются кулаки. А что, это вполне в духе адвоката Клеймана: зацепить за самое больное, чтобы раскачать лодку.

— Только не говори, блядь, что ты…

— Да, сказал. — Антон даже не пытается прикрыться. — Потому что для меня на первом месте брат, а не чувства женщины, которую я вижу впервые в жизни.

— Это моя женщина, — затыкаю ему рот. Наверное, если бы стояли друг напротив друга, уже бы ввалил ему от всей души. — Мне по хрену, что о ней думаешь ты, что о ней думает твоя жена, что он ней думает весь сраный мир, потому что есть я — и мне решать, какая она и для чего подходит.

Антон усмехается и, словно прочитав мои мысли, расслабленно укладывает руки на колени. Мол, давай, попробуй, младшенький. У нас всего три года разницы, но в детстве мне всегда от него прилетало, даже когда я брал внезапностью.

— Я тебя предупреждал, младший, для этого дела не подходит влюбленная женщина, потому что когда все кончится и ты попросишь развод, это может встать в херову кучу проблем, в сравнении с которыми мамочка-кукушка покажется детским лепетом.

— Не воображай из себя Нострадамуса.

— Я просто знаю, о чем говорю, — пожимает плечами брат. — Сначала люди приходят составлять брачный контракт и смеются, когда я говорю о нюансах раздела имущества, а через год приходят рвать друг друга на куски за каждую копейку. И в жопу любовь. Прости, что я говнюк и проткнул твои мыльные пузыри.

Понимаю, что он прав. Он всегда прав, и может быть, поэтому не делает столько косяков, как я, и обычно не связывается не с теми женщинами. У Антона всегда были красивые роскошные любовницы, а в итоге появилась милая женушка, которая порвет за него на тузиков, и за которую он кому хочешь хладнокровно пустит кровь. Во всех смыслах этого слова.

Но сейчас речь о моей жизни и моей женщине. Даже если она эмоциональная дурочка, которая, кажется, снова от меня сбежала.

Я набираю ее номер снова и снова, но сухой голос отвечает: «Хрен тебе, мужик, поезд ушел»

Снова писать ей в этот чертов мессенджер? Снова писать о том, что нужно сказать вслух?

— Антон, это была, возможно, та самая женщина, от которой у меня тоже щелкнуло, понимаешь?

— Эй, полегче, — ржет брат. — Меня сейчас снесет напором твоей любви.

— Пошел ты.

— И я тебя тоже люблю, мелкий засранец.

Таня уже топчется с обратной стороны двери и не особо старается сделать вид, что оказалась тут вовсе не случайно.

— Если хочешь знать мое мнение, — сразу прет на меня буром, тесня спиной к двери, — то… да, я присмотрю за Совой и сделаю к вашему с Йори возвращению свои фирменные кексы.

— Не помню, чтобы спрашивал твоего благословения, — беззлобно огрызаюсь я.

На самом деле, в моей жизни есть только две женщины, которым я разрешаю разговаривать с собой таким тоном: мать и Таня. И последняя исключительно из-за своей зашкаливающей милоты. Наверное, когда они с Антоном решат обзавестись потомством, уровень единорогов (выражаясь ее же слэнгом) в башке этой чокнутой девчонки зашкалит.

— Между прочим, предложение действует всего пять минут. Если к тому времени ты еще будешь в квартире, я заберу Антона гулять.

Я успеваю одеться за три минуты, чмокаю в щеку спящую Сову и выбегаю.

Одно хреново — я так и не придумал, что же сказать своей собственной «Единорожке».

Глава сорок восьмая: Йори

— Что случилось-то?