Тиберий спешил сейчас еще и потому, что его подгоняли любопытство и опасения. Два дня тому назад император показал ему экземпляр завещания о наследовании им – Тиберием – титула императора. Он узнал об этом решении еще три месяца назад, узнал от самого Августа, но слова – это только слова, а вот демонстрация заверенного по всем правилам документа свидетельствовала о том, что решение окончательное и ни при каких обстоятельствах изменено быть не может. Тиберий после этого жеста императора ожидал продолжения. Близкие к императору люди знали, что во всех его поездках по стране с ним всегда следует небольшой с надежными запорами сундучок, содержимое которого известно только Октавиану Августу. Вручая документы из этого сундучка, или поручая какое-либо дело, связанное с его содержимым, император всегда объявлял: – E saciario – то есть – из Заветного места. – Это был своего рода гриф важности и секретности, и к тому же означал контроль со стороны самого императора. Да. Тиберий ожидал тогда продолжения, ожидал перехода к делам и содержимому «Заветного места». Но не дождался. И вот теперь торопился, зная, случись что с Августом, найдется достаточно желающих сунуть нос в таинственный сундучок. А там должно быть немало интересного. Император Август в любом деле шел ab ovo – от яйца, от начала – и всегда находил для разнонаправленных, словно ветви гиперболы, интересов общую точку – фокус гиперболы, отталкивался от этой точки как от опоры и стремился дойти, по его выражению, до «Геркулесовых Столбов». (Геркулесовы Столбы – древнее название Гибралтара. В переносном смысле – дойти до конца, до сути. Прим. авт.)
Важно было успеть, чтобы не допустить любопытных к заветному сундучку. И, что там кривить душой, любопытно было бы узнать: чем закончилась история талисмана Пятнадцатого Победоносного легиона с засевшими в памяти персонажами: Клодием Криспом, хитрым и вероломным Авелем и юным пленником Арменом. Тайна талисмана витала над Тиберием все эти годы.
Но вот, наконец, городские ворота небольшого городка, узкая улочка к родовому гнезду императора – дому, возведенному еще его дедом – Октавием. Спешиваясь у дома, Тиберий с облегчением вздохнул: приход смерти всегда обозначен внешними признаками, сейчас их, слава Юпитеру, не наблюдалось. В атрии дома его встретил Ликин, и сразу повел в покои императора. Октавиан Август лежал на ложе, укрытый, несмотря на жару, толстым шерстяным покрывалом. Тиберий поразился перемене, произошедшей с этим человеком за минувшие дни. Его кожа высохла и пожелтела. Седые волосы истончились и поредели. Скулы как будто выдались, а глаза провалились и горели каким-то непонятным огнем. Тиберий произнес традиционное приветствие, внимательно вглядываясь в эти глаза. «В них нет ни теплоты, ни радости, ни даже страдания. Я вижу в них лишь нетерпение. Нетерпение в таком положении – как странно», – подумал Тиберий и почувствовал, как застарелая обида шевельнулась в нем. Август не дал этому чувству развиться и захватить мысли Тиберия и быстро произнес: – Ты успел. Хорошо. К делу, – глянул на Ликина и приказал: – Помоги снять. – Ликин подошел к ложу, откинул покрывало и, поддерживая голову, помог снять с шеи императора золотую цепь с ключом. Август кивнул головой Тиберию: – Подойди. – Тиберий подошел и наклонился, высохшие руки императора накинули золотую цепь с ключом ему на шею. Август, как показалось Тиберию, с облегчением вздохнул, словно снял с себя груз, и, обращаясь к Ликину, сказал: – Отведи и покажи. – Ликин поклонился, показал рукой на задрапированный рядом с ложем простенок, за которым обнаружился еще один выход из покоев, и направился туда. Тиберий последовал за ним, и оба оказались в небольшой светлой смежной комнате. Там под окном и стоял заветный сундучок, обитый фигурными медными пластинами. – Вот замок, – показал Ликин, отодвинув чуть в сторону медную пластину. Тиберий нагнулся, вставил ключ, раздался щелчок, и Ликин приоткрыл выгнутую крышку сундучка. Тиберий с любопытством заглянул внутрь. Заветное место почти доверху занимали пергаментные свитки. Тиберий выпрямился, а Ликин закрыл сундучок и с силой надавил на крышку. Послышался легкий щелчок: сработал запор заветного места. Тиберий и Ликин вернулись к ложу императора. Август с усилием поднял и протянул руку в сторону Тиберия и сказал: – Ему – Тиберию Нерону Цезарю – я оставляю все. Будь же предан ему, Ликин, как был предан мне. Иди. – В глазах Ликина блеснула слеза, он поклонился обоим и покинул покои, аккуратно притворив за собой дверь.