Фокус с поличным

Откровенно говоря, тетя меня удивила – раньше я не замечала в ней такую вот амазонку. Не иначе как жажда справедливости обуяла. Взяла, так сказать, обеими руками за горло – так что филейная часть вспыхнула праведным пламенем. Так, уже от Варданяна-младшего нахваталась. Между нами, девочками: питает он слабость к метафорам. Такое порой завернет, хоть записывай.

– Хорошо, как насчет покушать? – кротко осведомилась я. – Лично я помираю, жрать хочу. Ой, прости, кушать…

– А дома что же, и не приготовлено ничего? – подозрительно сощурилась еще не остывшая после выволочки Мила.

Ну, упс! Штирлиц, это провал.

– Мил, извини, некогда было, – виновато сообщила я, не испытывая при этом ни малейшего раскаяния. – Продукты дома есть, но готовить еще… давай-ка зарулим тут в одно местечко хорошее, ты не против?…

В «Блинчиковой» мы задержались ненадолго; только подкрепились и поехали домой. Тетя ужасно соскучилась по родной обстановке. Я ее вполне понимала: кто угодно взвоет от больничного житья, будь хоть в этой больнице самые распрекрасные условия. Дом – он дом и есть.

– …Женя! Женя, ты представляешь, вот ведь растяпа! – донеслось из Милиной комнаты. – Проглядела ведь!

– Что проглядела, Мил? – Я всунула нос в ее комнату, где тетя занималась разбором своих вещей.

– Да вот – очки!

– Очки на тебе.

– Нет, вторые, которые посильнее. У меня же две пары, по разным футлярам, а тут смотрю – вторых очков нет.

– А ты все проверила?…

– Говорю же – нет! То есть, да, посмотрела, а очков-то и нет. – Мила грузно опустилась на кровать.

Вид у нее (у тети, не у кровати) был такой, словно эта фигня расстроила ее куда сильнее нелицеприятных сцен в саду дома престарелых.

– Такие прямоугольные, в желтеньком футляре… Не иначе как в тумбочке оставила.

Я уже поняла, куда ветер дует.

– Съездить проверить? – поинтересовалась я. – Или ну их к черту, новые купим?

– Эти же новые совсем. – Мила вздохнула, поджала нижнюю губу.

Этот жест вышел у нее совсем уж старушечьим, таким безнадежно пенсионерским. А поднятый на меня взгляд был непривычно печален.

– Мил, ну о чем разговор, сегодня же съезжу. У меня там знакомые, в больнице-то, не пропадут никуда твои окуляры. Они ж сей секунд тебе не понадобятся? Нет? Так давай спокойно распакуемся, и я съезжу. Не нервничай, а то опять несварение случится.

Тем не менее это происшествие не отпускало Милу еще минут десять: закидывая вещи в стиралку, я из ванной слышала ее приглушенные причитания в комнате. Толком ничего не разобрала, кроме похожего на афоризм: «Вот и старость подкралась…»

Н-да.

Я врубила режим деликатной стирки на машинке и задумалась: чем бы поднять Миле настроение?

Непростой вопрос. Живем мы с ней бок о бок давно, а каких-то нюансов характера – спросите прямо сейчас – нет, не назову.

Стыдоба? Есть маленько.

Из-за этих же уколов совести я выехала за тетушкиными очками буквально через сорок минут после нашего возвращения. И, крутя баранку, по пути до больницы все прикидывала, чем бы Милу отвлечь да развеселить.

Так уж сложилось, что, хоть я и живу у Милы, родной сестры моего отца, мы не так уж часто контактируем. В родственном смысле. То есть наши родственные отношения не назовешь особо тесными. До ворошиловского института, или Ворошиловки, мы крайне редко, выражаясь сленгом, пересекались. Сами прикиньте: Владивосток и Тарасов, это вам не через дорогу в магазин сбегать. Потом Ворошиловка и служба в спецотряде «Сигма»: ну, тут понятно. Сначала Москва, потом – мотаешься куда сошлют. Вершить добро и справедливость, угадали.

А потом – Тарасов, но при этом моя работа. Разъездная-разбежная, бессонная, нервотрепная. До того собачья временами, что хоть волком вой. Где уж тут в пылу выполнения телохранительского долга примечать, в каком моральном состоянии находится моя тетушка. Тут за телесным бы уследить.

Таким образом, мы с Милой друг для друга были скорее этакими удобными в быту соседками. Словно подружки, снимающие в складчину квартиру и не мешающие друг другу жить. Судите сами, печально ли это или просто жизненно. Лично меня отсутствие какой-либо особенной родственной близости не трогало. Черт его знает, что по этому поводу считает Мила. Никогда не интересовалась. Может, зря.

…за такими философскими размышлизмами неблизкий путь до больницы показался короче некуда.

В больнице свезло: дежурила знакомый администратор Леля. Немногословная особа, она только отрицательно покачала головой на мой первый вопрос: «Занята ли уже восьмая палата на третьем этаже?» И коротко утвердительно кивнула на второй вопрос: «Можно я на минутку заскочу, тетя кое-что забыла?»

Желтый футляр нашелся там, где Мила и говорила – в тумбочке, и очки на месте. Пихнув футляр в карман куртки, я на секунду задержалась: закрыть окно. Может, кто из персонала открыл проветрить, да и забыл; а между тем небо уже заволокло темнющими грозовыми тучами. Так что закрою, а то еще набрызгает на пол, при таком-то небесном недержании.