Фокус с поличным

– Лучше всего из моего, конечно, – поправила она, засыпая листья зеленого чая в заварочный чайник. – Но у нас из всяких районов дети учились, и родня в других поселках у них была, и в Покровске, да, покровские тоже были… а что?

– Наверное, и в Дом культуры ходила? Ну, который главный в Тарасове, у нас же только один вроде бы?

– Было несколько, – опять поправила Мила чуть снисходительно. – По одному на самые крупные районы. Но да, центральный только один.

Я видела, что ей приятны мои расспросы и несколько удивительны. Обычно я за справкой к ней не обращаюсь, потому что и запросы мои не того сорта. Поясню: моя тетя не разбирается в принципах работы базуки или, скажем, не владеет приемами экспресс-допроса. Если жестче – в моем хозяйстве она человек несведущий и ненужный. И хорошо, что так.

– А ты знала кого-нибудь из тамошних администраторов? Вообще ты в центральном бывала чаще? Или в наш, районный ходила?

– У нас не такой крупный район, Женечка. Из нашего района мы в центральный и ездили. Не очень удобно, но что поделать. Помню, садились на троллейбус…

– Погоди. Погоди минуточку. – Я поспешно вытерла руки полотенцем, чтоб не изляпать кабаньим жиром скудные результаты Шуркиных изысканий. Сдвинула в сторону дареные лакомства и раскрыла одну из четырех папок. Ту, самую тощую и без фотографии. – Имя Дорошевич Елена Марковна тебе что-нибудь говорит? Она была администратором в…

– …в центральном Тарасовском Доме культуры. – закончила за меня Мила, одновременно заливая в заварочный чайник кипяток. – С восемьдесят пятого года. Лет десять проработала, если не больше.

Второй чайник, с кипятком, был тяжелый; она держала его обеими руками – но крепко. И эти руки не дрожали.

«Охотниковская порода», – прозвучало у меня в голове почему-то голосом Арцаха, довольно так и гордо-одобрительно. При том что фраза вообще-то принадлежит моей маме и изначальный контекст у нее не одобрительный нисколечко.

– Память у тебя! – к месту и искренне похвалила я. – А что же с ней потом стало? А семья, дети?

«Охотниковская порода»: Мила обернулась на меня и так поглядела, что я поняла: вулкан разбужен. Просто так, без предварительных расспросов, я свою справку не получу.

– А тебе, Женечка, для дела нового нужно? – Тетя кивнула на раскрытую папку.

– Да, нужно, – коротко согласилась я. – Хотелось бы эту Елену Марковну кое о чем расспросить. Больше рассказать не могу, клиентская тайна.

Тетя отставила чайник и, усевшись рядом со мной, развернула к себе единственный листок из досье. И затем чуть отодвинула подальше: дальнозоркость.

Так, нет, Евгения Максимовна, про свои когда-нибудь грядущие очки от дальнозоркости мы думать не будем. И о том, как в них наверняка неудобно стрелять из снайперской винтовки. Не-не-не. Только позитивное мышление, только хардкор!

Мила, шевеля губами, читала и даже потянулась рукой за отсутствующей ручкой сделать пометку, будто контрольную проверяла.

– Нет. Не было у нее семьи, – заметила тетя, оставив поиск ручки. Постучала ногтем по верхней строчке листка. – Она сама приезжая. Из Запокровского, это поселок городского типа, рядом с Покровском. Молоденькая такая девочка, ей в восемьдесят пятом только-только двадцать два стукнуло. Но хваткая, организовала все на совесть. Сперва помощницей администратора работала – там такая дама, Валерия Рудольфовна, вот она до нее администратором была… Да она и сейчас администратор там!

– Елена или Валерия? – Я навалилась локтями и грудью на стол.

– Валерия, Валерия. К семидесяти, но работает – ух! А куда денешься, пенсия же…

Я сцапала ручку и сделала пометку прямо на Шуркином листе.

– Валерия Рудольфовна… дальше?

– Коневец.

– А правду говорят, что она, ну, Елена, в девяностые будто бы укрывала грабительскую добычу в подвале Дома культуры? И состояла в связи с каким-то бандитом, которому эта добыча и принадлежала?

– Ты что, об этом даже статья была, в «Вестях Тарасова»! – закивала тетя. – За девяностый год… август или июль… Такое потрясение, такая женщина – культурная, вежливая, педантичная – и! Такое подозрение! Ее и на допрос вызывали, но ничего не выяснили.

– Может, плохо расспрашивали? – наугад предположила я. – Или она дала взятку?

Мила осуждающе на меня посмотрела. Выдержала паузу: проверить заварку. Потом начала разливать чай.

– Знала бы ты ее хоть чуть-чуть, ты бы так не сказала. Такие женщины всегда исключительно порядочны!

«Культурную женщину кто ж заподозрит-то», – протянул у меня в голове чуть в нос, с гнусавинкой, голос Осколкина.

– Она тогда лет пять с чем-то уже работала, администрировала… а ты сказала – десять с чем-то. Как же это ее с работы не попросили? Вроде советские еще времена.

– Перестройка. – Тетя пожала плечами. – И нравы не такие строгие, кто там будет следить. Да и цепкая она была, Елена.

– «Была»?

– Я не знаю, что с ней дальше стало. В девяносто восьмом я ее на посту еще застала, а дальше – Валерия Рудольфовна.