Фокус с поличным

Челюсть, ухо, плечо, подбородок, нос – все обретало прежнюю чувствительность после драки и спада адреналина, все вспыхивало от боли. Из-за вынужденно мощных ударов болели и руки, и ноги.

После неосторожного касания языком пломба с верхней челюсти на языке у меня и оказалась. Я вынула ее изо рта и не глядя запихнула в карман под почему-то уважительным взглядом Дмитрия.

– Чего?! – рявкнула я.

Дмитрий смутился и перевел взгляд на нокаутированного гимнаста.

– Вот этот рыжий к Кочету припирался, скандалил и утверждал, что он его ребенок. – Сын Ивлевской повернулся к Эдику. – А вот этот как раз терся возле пансионата, вынюхивал всякое.

И без паузы:

– Давайте, что ли, компресс вам пока, а то морда лица у вас…

– Это у тебя морда, – огрызнулась я. – Погоди.

Я прошла под арку и задрала голову. Только сейчас, на отходняке, вспомнилось, как «змей» Эдик чуть не сверзился мне на голову.

Заранее затаился в засаде?

Морщась от пульсирующей боли, я задрала голову.

Арка была высокая, метров пятнадцать-шестнадцать в высоту. И где-то за полтора метра от «потолка» арки на обеих стенах был узкий декоративный каменный карниз. Выше над карнизом оказалась лепнина, довольно выпуклая. Что-то советское, рабочие с колхозницами.

Тренированный человек вполне мог бы раскорячиться и затаиться в засаде на этом выступе. Например, вон за ту руку и голову рабочего вполне можно держаться.

Что ж, Эдик и раскорячился, и затаился.

Циркачи, чтоб их…

Я прошлась до конца арки, выглянула.

Никого.

Зато – камеры на стенах дома со стороны улицы, уже кое-что. При соответствующем ракурсе съемки и номер машины можно будет увидеть.

Вся драка не заняла и пяти минут. Случайно или намеренно, но циркачи попали в промежуток времени, когда на улице не оказалось случайных свидетелей или они были далеко.

Зато теперь народ подтягивался: заглядывали и со стороны сквера, и со стороны улицы, ага, вот и на втором этаже над магазином распахнулось окно…

– Придется полицейских ждать, – посетовал Дмитрий. – Я один не дотащу.

Нина Антоновна только охала, поглядывая то на одного связанного парня, то на другого.

Я старалась не трогать языком остальные зубы. Очень не хотелось положить в карман еще один, и еще…

Вызванные на место происшествия товарищи в форме (парни и одна деваха) загребли всех: связанных циркачей (все еще в отрубе), побитую меня и обоих Ивлевских как свидетелей.

Это шло в плюс ситуации. Дмитрий знал, что рыжий Михаил интересовался наследством, то есть добычей Кочетова. И вот это жестокое нападение, а скорее, попытка похищения – лишний раз доказали опасность притязаний на эту добычу. Где бы она ни была.

В машине меня начало укачивать, и едва патрульный «уазик» доехал до отделения, я выскочила и метнулась к ближайшей мусорной урне. Рвало интенсивно, до победного, до сухих спазмов.

Патрульная деваха протянула пачку влажных салфеток.

– Может, вас того… в больницу? – посочувствовал ее коллега.

– Не надо. Сначала показания дам, – упрямо возразила я.

Задетые зубы в нижней челюсти угрожающе шатались от каждого слова. Ну и мерзость.

Мое лицо в зеркале понравилось мне еще меньше. Челюсть слева распухла и начала синеть, по рту и подбородку размазалась кровь: из носа накапало. Синяки наливались и на подбородке, и на носу, и на ухе. Костяшки на руках оказались ободраны. Ноги выглядели прилично только потому, что были скрыты обувью и запылившимися брюками.

Отвратительно, одним словом.

Зато капитан Алехин, старый знакомец, оказался на месте.

– Кэп, – я с момента знакомства называю Алехина именно так, – вот эти два гаврика – циркачи. Реально циркачи, вот этот гимнаст, всякие трюки-прыжки. А вот этот, дылда – гибкий, как удав. И вообще, где-то на потолке в арке висел, сверху на меня свалился. Так что рекомендую их по разным камерам и глаз не спускать.

Михаил понемногу приходил в себя. По коридору в камеру его протащили волоком двое дюжих молодцов. И уже у отпертой двери он вскинулся, протестующе замычал (Дмитрий перестарался, запихал кляп ему в рот), начал вырываться.

Подбежала подмога, его затолкали в камеру и заперли, дополнив веревки на руках наручниками.

Ни его, ни пока еще бессознательного Эдика не бросались развязывать, зато сцепили им запястья наручниками.

Не то чтобы я была против: у меня только что выпал еще один зуб. Уже свой, не пломба.

Мила будет в восторге.

Один из полицейских вызвал медиков. Та еще парочка: пожилой лысый мужик (я про себя сразу обозвала его Бывалым – ни малейшей эмоции на одновременно обрюзглом и приятном лице) и дерганый какой-то практикант (к этому моментально прилипло «Трус» – на Балбеса он не тянул).

– А били вы их, значит, куда? – привычно безучастно уточнил Бывалый, когда пришла пора заняться задержанными.

На все мои пояснения Бывалый только угукал, будто я рассказывала о банальной простуде. Трус смотрел недоверчиво, но работу свою знал и тот же укол обезболивающего мне в руку сделал быстро и ловко.

Капитан Алехин в это время брал показания у Ивлевских. Настоял-таки, чтобы я сначала получила медицинскую помощь, а сам занялся свидетелями.