Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Производит впечатление человека влиятельного, — сказала миссис Бейкер. — Достаточно посмотреть, как увиваются вокруг него официанты.

— На англичан они теперь внимания не обращают, — мрачно заявила мисс Хетерингтон. — Им всегда выделяют самые плохие номера — те, где раньше жили камердинеры и горничные.

— Ну, мне грех жаловаться на условия, — победно заявила миссис Келвин Бейкер. — Я всякий раз получаю прекрасный номер с ванной.

— Вы американка, — ядовито сказала мисс Хетерингтон и яростно задвигала спицами.

— Я была бы очень рада, если бы вы обе поехали со мной в Марракеш, — сменила тему Хилари. — Так приятно видеть вас здесь, а путешествовать в одиночку ужасно грустно.

— Я была в Марракеше, — оскорбилась мисс Хетерингтон.

Миссис Келвин Бейкер, напротив, идея очень понравилась.

— Отличная мысль, — сказала она, — Я уже месяц не была в Марракеше. С удовольствием съезжу туда ненадолго, тем более что я могу вам там все показать, миссис Беттертон, и не дам им сесть вам на шею. Чтобы понять, что к чему, надо сначала побывать на месте и осмотреться. Сейчас же пойду к управляющему и попробую это устроить.

Подождав, пока она уйдет, мисс Хетерингтон едко заметила:

— Чисто по-американски. Мчатся сломя голову, нигде не задерживаясь. Сегодня в Египте, завтра в Палестине. По-моему, они иногда и сами не понимают, в какой стране находятся.

Поджав губы, она собрала вязание, встала и, кивнув Хилари, удалилась из Турецкой гостиной. Хилари взглянула на часы. Сегодня у нее не было настроения переодеваться, как обычно, к ужину, и она осталась сидеть в этой слабо освещенной комнате с низкими потолками и восточными драпировками. Заглянул официант, зажег пару ламп и удалился. Света от этого не слишком прибавилось, и в гостиной по-прежнему царил приятный полумрак, навевавший восточную безмятежность. Откинувшись на спинку низенького дивана, Хилари задумалась о будущем.

Еще вчера она сомневалась, не миф ли ее задание, а сегодня… сегодня она готовится в путь. Нужно быть очень и очень осторожной и нигде не споткнуться. Нужно быть Олив Беттертон, неплохо образованной, не обладающей особым вкусом, заурядной, симпатизирующей левым, преданной своему мужу.

— Я не имею права на ошибку, — тихонько сказала себе Хилари.

До чего же странно было сидеть одной здесь, в Марокко. Она словно попала в волшебную страну! Интересно, появится ли джинн, если потереть резную медную лампу? Не успела она подумать об этом, как из-за висящей рядом лампы появилось морщинистое лицо и острая бородка мосье Аристида. Прежде чем сесть рядом, он вежливо поклонился и спросил:

— Вы позволите, мадам?

Заручившись согласием, он достал портсигар и предложил ей сигарету. Они закурили.

— Нравится вам эта страна, мадам? — спросил он чуть погодя.

— Я здесь пробыла очень недолго, — ответила Хилари, — но пока что она мне кажется просто волшебной.

— Вот как. А Старый город вы видели? Он вам понравился?

— По-моему, он прекрасен.

— Да, он прекрасен. Там везде чувствуется прошлое — прошлое, полное козней, шепота, скрытой деятельности, всяких тайн и страстей города, замкнутого в своих стенах и узких уличках. Знаете, мадам, о чем я думаю, прогуливаясь по улицам Феса?

— О чем же?

— О вашей лондонской Грейт-Вест-роуд. Об огромных фабриках по обе ее стороны. Я думаю об этих зданиях, залитых неоновым светом, так что все работники видны с улицы пассажирам проезжающих автомобилей. Там нет ничего скрытого, ничего таинственного. Нет даже занавесок на окнах. На тех, кто там трудится, может смотреть хоть весь мир, как если бы мы срезали верхушку муравейника.

— Вы хотите сказать, — заинтересовалась Хилари, — что вас привлекает именно контраст?

Мосье Аристид кивнул своей черепашьей головкой.

— Да, — пояснил он. — Там все открыто, а на старых улицах Феса нет ничего au grand jour. Все скрыто, все затенено… Но… — он наклонился вперед и постучал пальцем по медному кофейному столику, — на самом деле все так же. Та же жестокость, то же угнетение, то же властолюбие, те же торги и сделки.

— Вы считаете, что человеческая природа везде одинакова? — спросила Хилари.

— Да, в любой стране. И в прошлом, и в настоящем правят две вещи: жестокость и доброта. Либо одно, либо другое, а иногда — и то и другое. — Не меняя тона, он осведомился: — Я слышал, мадам, что вы попали в Касабланке в страшную авиакатастрофу?

— Да.

— Завидую вам, — был неожиданный ответ.

На удивленный взгляд Хилари мосье Аристид яростно закивал головой в подтверждение своих слов.

— Да-да, — добавил он, — вам можно только позавидовать. Вы приобрели бесценный опыт. Хотел бы я оказаться столь близко к смерти. Испытать такое и остаться в живых… вам не кажется, мадам, что вы изменились после этого?

— Да, хотя не в лучшую сторону. После сотрясения мозга у меня ужасные головные боли и провалы в памяти.

— Это всего-навсего мелкие неудобства, — махнул рукой мосье Аристид, — но зато вы прошли испытание духа, правда?

— Да, — задумчиво отозвалась Хилари, — я прошла испытание духа.

Перед глазами у нее стояла бутылка минеральной воды и горка таблеток.