Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Это будет не так-то просто. Разве вы не понимаете, Олив, что я теперь совсем не похож на Беттертона, которого они будут искать? Потому-то я и требовал пластической операции. Все дело было в том, чтобы исчезнуть из Англии, положить на счет немного денег и изменить внешность так, чтобы до конца жизни ничего не бояться.

— Вы неправы, — сказала Хилари, глядя на него с сомнением. — Уверена, что неправы. Было бы гораздо лучше вернуться и держать ответ за свои дела. В конце концов, сейчас не военное время. Думаю, вам просто дадут небольшой срок. Какой смысл всю оставшуюся жизнь скрываться от преследования?

— Вы не понимаете. Вы ничего во всем этом не понимаете. Пойдемте скорее, мы теряем время.

— А как вы собираетесь ускользнуть из Танжера?

— Не беспокойтесь. Как-нибудь выкручусь.

Хилари поднялась с места и медленно пошла с ним по террасе, чувствуя себя до странности неловко и скованно. Она выполнила свои обязательства перед Джессопом и покойной Олив Беттертон, и на этом все кончилось. Они с Томом Беттертоном прожили несколько недель бок о бок, но по-прежнему оставались чужими. Между ними не возникло ни приятельских отношений, ни дружбы.

Они дошли до края террасы, откуда маленькая боковая дверь в стене вела на узкую уличку, змеившуюся вниз по холму в направлении порта.

— Здесь я и прошмыгну, пока никто не видит, — сказал Беттертон. — Пока.

— Счастливого пути, — напутствовала его Хилари.

Она стояла, провожая глазами Беттертона, который подошел к двери и повернул ручку. Дверь открылась, но он неожиданно отступил назад и замер. В дверях стояли трое. Двое из них подошли к нему, и один произнес:

— Томас Беттертон, у меня ордер на ваш арест. Вас будут содержать под стражей до оформления процедуры экстрадиции[229].

Беттертон резко повернулся, но второй полицейский отрезал ему путь к отступлению. Сменив тактику, неудачливый беглец расхохотался.

— Все это прекрасно, — заявил он, — но я не Томас Беттертон.

От двери отделился Питерс и подошел вплотную к Беттертону.

— Нет, — сказал он, — вы именно Беттертон.

— Вы хотите сказать, что последний месяц жили со мной бок о бок, называли меня Томом Беттертоном и слышали, как я сам себя так называл, — усмехнулся тот. — Но беда в том, что я — не Беттертон. Встретив его в Париже, я решил занять его место. Если не верите мне, спросите эту даму. Она явилась ко мне, выдавая себя за жену Беттертона, и я признал ее своей женой. Так ведь?

Хилари кивнула.

— Я поступил так потому, — продолжал Беттертон, — что, не будучи Томасом Беттертоном, знать не знал его жену. Я подумал, что эта женщина — и в самом деле жена Беттертона. Впоследствии мне пришлось выдумать этому более или менее правдоподобное объяснение. Вот и все. Это чистая правда.

— Так вот почему вы сделали вид, что узнали меня, когда просили меня подыграть вам! — воскликнула Хилари.

— Я не Беттертон, — самонадеянно усмехнулся тот. — Взгляните на любую фотографию Беттертона — и вы поймете, что я говорю правду.

Питерс шагнул вперед.

— Я видел фотографии Беттертона, — произнес он спокойным безжалостным голосом, непохожим на голос того Питерса, которого Хилари так хорошо знала, — и должен признать, что вы на них не похожи. Тем не менее вы именно Беттертон, и я это докажу.

Заломив Беттертону руку, он сорвал с него пиджак.

— Если вы Беттертон, — пояснил он, — у вас на сгибе правого локтя должен быть шрам в виде буквы Z.

Разорвав рукав рубашки, он продемонстрировал окружающим искомую примету.

— Вот, — сказал он торжествующе. — Двое лаборантов из Штатов готовы свидетельствовать в суде, что у Беттертона был этот шрам. Я знаю о нем, потому что Эльза написала мне, что вы сделали это на память.

— Эльза? — задрожал Беттертон. — При чем тут Эльза?

— А вы поинтересуйтесь, какое против вас выдвинуто обвинение.

Старший полицейский вновь взял слово:

— Вы обвиняетесь в предумышленном убийстве вашей жены, Эльзы Беттертон.

Глава 22

— Простите меня, Олив. Поверьте, мне очень жаль — не его, конечно, а вас. Только ради вас я дал ему шанс. Помните, я предупредил вас, что в Учреждении он будет целее — а ведь я пересек полмира, гоняясь за ним. Он должен был ответить за Эльзу.

— Не понимаю. Ничего не понимаю. Кто вы такой?

— Я думал, вы уже знаете. Я Борис Глыдр, двоюродный брат Эльзы. Меня из Польши послали в Америку, учиться в университете. Дела в Европе шли так, что дядя решил: мне лучше принять американское гражданство. Так я стал Эндрю Питерсом. Когда началась война, я вернулся в Европу, работал в подполье. Мне удалось вывезти дядю и Эльзу из Польши и отправить в Америку. Эльза… я вам о ней уже говорил. Она была ученым высочайшего класса. Это она открыла зет-расщепление. Беттертон был молодым канадцем, приставленным к Маннгейму в качестве ассистента. Дело свое он знал, но не более того. Он и ухаживал-то за Эльзой, и женился на ней, чтобы примазаться к ее работам. Когда ее эксперименты были близки к завершению и он понял, каким великим открытием будет зет-расщепление, он ее отравил.

— Не может быть!