Крепкий водитель в костюме торопливо покинул автомобиль и учтиво распахнул пассажирскую дверцу. Из салона показался мужчина средних лет, высокий, длинноногий. Очевидно, он был очень худым в молодости, но теперь, набрав лишних килограмм этак двадцать, прятал свой пивной живот под просторной серой байкой. Шнурки от капюшона, свисавшие спереди, были всегда одинаковой длины - мужчина строго следил за этим. Лицо его было в целом симпатичным: большие светлые глаза, чуть-чуть навыкате, смотрели будто бы удивленно; острый нос выдавал врожденное любопытство; крупный мясистый подбородок дерзко выдавался вперед; лоб был высоким, с глубокими возрастными залысинами, а густые кудрявые волосы на затылке, пепельно-русые, блестящие, закручивались в красивые локоны, спускающиеся до самых плеч. Одним словом, внешность мужчина имел специфическую. Специфическим было и место в обществе, которое он занимал, но об этом чуть позже.
Заметив странное скопление народу, он попросил водителя остановиться и самолично направился к центру необычного сборища, чтобы удовлетворить ненасытное любопытство. Народ мало-помалу начал расступаться, чтобы пропустить эту, даже известную некоторым в лицо, персону, сопровождаемую двумя телохранителями.
- Для следующего фокуса мне нужны обыкновенна салфетка и зажигалка, - не унимался Фома, обращаясь к зрителям, - ой, дай мне скорее, она тебе больше не нужна, - он подошел к ребенку, доедавшему свое мороженое-конус, обернутое белой бумажкой. Зажигалку ему предложило сразу несколько человек. Фома выбрал первую попавшуюся.
- Дамы и господа! Перед вами самая обычная салфетка! - он театрально продемонстрировал развернутый квадратик со всех сторон. Поднялся ветер - сердце тихо бухнуло: фокус мог не получиться. - А теперь я складываю ее вчетверо и поджигаю, - Фома поднес пламя к дрожащему кончику, и тот мгновенно вспыхнул. Пытаясь скрыть нервозность, Фома повернулся спиной к воздушным порывам.
С земли подняло обертки от чипсов, фантики и пыль, закружив все это в небольшом хороводе. Никто и внимания не обратил на выражение лица Фомы в тот самый момент. Никто не глядел на закушенную губу, на вздрагивающие от нервного дыхания ноздри, на беспокойный взгляд умоляюще гипнотизирующий готовое потухнуть пламя. Никто, кроме мужчины в байке. Когда все смотрели на руки фокусника, он с интересом рассматривал привлекательное лицо незнакомого молодого человека.
Ветер на секунду утих. Пламя резко вспыхнуло и тут же угасло - двумя пальцами Фома держал цветной прямоугольник. В толпе охнули, когда он не спеша развернул сложенную в несколько раз сторублевую купюру - Фома ликовал. Все получилось как нельзя лучше: салфетка сгорела мгновенно, полностью испепеляясь в воздухе, и все это время зажатая в ладони банкнота сумела произвести на зрителей правильное впечатление.
Народ снова зааплодировал. Фома слегка поклонился, не с деланным видом, не вычурно, без насмешки - он уважал свою публику и делал все от чистого сердца.
- Святые отцы! Какой талант пропадает!
Фома обернулся на резкий, слишком громкий голос и встретился взглядом с мужчиной в байке.
Ян сразу узнал этого человека. Пожалуй, если бы действие происходило в восемнадцатом веке, то он наверняка отвесил бы Фоме подзатыльник со словами: «Кланяйся барину!», - но этот век давно прошел. И Ян просто стоял и смотрел, как Фома за пару шагов преодолел расстояние, отделяющее его от того самого «барина», и, не замечая телохранителей, при этом глядя прямо в серый туман почти бесцветных глаз, медленно произнес:
- Талант никогда не пропадает, если, конечно, он на самом деле есть, - Фома улыбнулся, обнажая ряд блестящих ровных зубов, - это так же просто, как пять копеек, - он протянул руку к шее мужчины, нечаянно касаясь кожи кончиками пальцев. Он не хотел касаться, просто так вышло, вышло почти незаметно, но мужчина вздрогнул.
Один из охранников уже подался вперед, но его хозяин предупредительно поднял руку, давая понять, что нет причин для беспокойства. Через секунду Фома сжимал между пальцев пятикопеечную монету. Раздались громкие аплодисменты. Мужчина усмехнулся и принял новенький блестящий кругляш, не преминув подбросить его на ладони. Фома отступил назад и, приложив руку к сердцу, воскликнул:
- Спасибо! На сегодня все! - с этими словами он подхватил брошенный на землю рюкзак и нырнул в толпу.
- Да подожди ты! - воскликнул Ян, поспешно зачехляя гитару. - Я сейчас! - он быстро закинул за плечо музыкальный инструмент.
Ян догнал Фому только у конца улицы.
- Ты чего убежал? - он схватил спутника за руку. - Нам бы еще бабла накидали. Этот, Отец святой, наверняка бы что-нибудь подал.
- Это я ему подал, - отмахнулся Фома. - Хватит уже, честно, - он сделал паузу, глядя на запыхавшегося Яна. Шапочка его сбилась на бок, обнажая длинную прядь спутавшихся волос, свесившуюся наподобие пейса, очки сползли на кончик носа, норовя вот-вот упасть и разбиться, - я устал, - Фома поправил шапку на его голове, - пойдем в МакДональдс.