Фол последней надежды

Я встаю и, как обычно, забираюсь к нему в постель. Крепко обнимаю и жду, когда он расслабится, уткнувшись лицом мне в плечо. Я медленно глажу брата по спине, стараясь собрать всю боль, что он сейчас испытывает. Некстати вспоминаю физику, из которой знаю, что излучение — передача энергии в форме волн или частиц через пространство или материальную среду. Бо сейчас совершенно точно излучает страдание.

— У тебя телефон звонит. Наверное, Громов, — говорит брат, поднимая голову.

— Я не заметила.

— Энж, ты не беспокойся. Ладно? Со мной все будет в порядке. А ты все-таки ответь.

Я беру его за плечи, отодвигаю от себя, пытливо смотрю ему в глаза. Потом глажу ладонью по щеке и поднимаюсь.

— Энж?

— Да? — я зажимаю смартфон в руке и все еще не принимаю звонок.

— Я не против. Ну, вас с Ваней. Я вижу, что он искренне к тебе относится. Просто мне немного сложно, это пройдет.

— Хорошо. Я люблю тебя, Бо.

— И я тебя. Отвечай уже. Я должен привыкать, что больше не номер один в твоем сердце.

Я качаю головой и улыбаюсь:

— Ты не номер один. Ты и есть мое сердце, идиот.

Глава 57

Через два часа мы встречаемся с Ваней на поле. Здороваемся с родным уже Пашей, который, как и всегда, говорит:

— Привет, спортсмены!

Идем переодеваться, и, сложив свои вещи, я ненадолго задерживаюсь у шкафчика. Мне очень нравится атмосфера пустой раздевалки. Можно представить, что я в какой-нибудь женской сборной и готовлюсь выйти на поле. Честно говоря, никогда всерьез об этом не мечтала, просто росла в мире футбола. Где женщинам, разумеется, не место. Вдруг я что-то упустила?

А потом захлопываю дверцу и беспечно улыбаюсь. Вряд ли я по-настоящему этого хотела. Ведь, когда по-настоящему хочешь, то хотя бы стараешься это заполучить.

Я выхожу на поле, предвкушая классные полтора часа, и точно знаю, что не дам Громову и лишней минуты. Совсем скоро у него важная игра, а мы и так слишком нагрузили его ногу. Если, конечно, тренер согласится выпустить его на поле.

— Три круга? — спрашивает он.

— Три круга, — подтверждаю я с улыбкой.

Пока он бегает, раскладываю фишки, заглядываю в телефон, чтобы вспомнить новые упражнения. Сама немного разминаюсь.

Завершая последний круг, Ваня тормозит рядом и чмокает меня в губы.

— Громов! Субординация! — выдаю со смехом.

— О, простите, тренер.

— Давай по беговым пройдемся, будет весело.

Он страдальчески закатывает глаза:

— О да, я уже веселюсь из последних сил!

Но новые упражнения и правда ему нравятся, а я горжусь собой и тем, что смогла его удивить. Это вообще, наверное, наша лучшая тренировка. Мы хорошо работаем, когда нужно — сосредотачиваемся, когда можно — смеемся и бегло целуемся. Когда у меня срабатывает таймер, я сама разочарована тем, что нужно заканчивать. Громов, как будто поддерживая наш ритуал, спорит, старается выбить дополнительное время. Я по обыкновению строго сдвигаю брови и забираю мяч.

Говорю:

— Можешь тренить с воображаемым, если так хочется.

И деловито иду в направлении раздевалки. Сначала Ваня затихает, потом я слышу, как он собирает фишки и догоняет меня. Только собираюсь самодовольно улыбнуться и выдать какую-нибудь дурацкую шутку про подкаблучников, как чувствую, что он шлепает меня по ягодице и бежит дальше.

Кричит мне:

— Чисто футбольный жест, Суббота!

И хохочет так заразительно, что я, фыркнув, тут же проваливаю задачу сдержать смех. Зайдя в свою раздевалку, все еще смеюсь, и слышу, как Громов через коридор делает то же самое.

Я чувствую себя такой счастливой, какой никогда еще не была. Странно, да? За последние дни вылезло столько проблем, сколько у меня за всю жизнь не было. Разве не должна я сейчас сидеть где-то в углу в слезах?

Но я чувствую какую-то непривычную внутреннюю силу. У меня есть любимый человек. У меня есть лучший в мире брат. У меня очень сильная близкая подруга. Конечно же, классный папа и эпатажная любящая бабушка Стефа. С таким тылом я все смогу. И, надеюсь, сумею стать такой же надежной опорой для них.

— Субботина, ты была на грани, — со смешком говорит Ваня, когда я выхожу, — еще минута, и я ворвался бы в раздевалку, чтобы проверить, жива ли ты.

— Исключительно по этой причине, да?

— Да. Ты же тогда в школе только поэтому пришла ко мне в душевую? Потому что беспокоилась за мое здоровье?

Смотрю в его смеющиеся глаза и мгновенно заливаюсь краской. Выхожу на улицу и бормочу:

— Вообще-то я и правда беспокоилась.

— И только?

— И еще хотела тебя увидеть лишний раз. Ну что ты за человек, Громов! Не издевайся надо мной, не видишь, что я смущаюсь? И ни в какую душевую я не заходила! — возмущенно выговариваю ему, торопясь к КПП, чтобы только он не видел моего пунцового лица.

Ваня хватает меня за куртку и тянет на себя, заставляя повернуться. Обнимая за талию, прижимает к себе и говорит тихо:

— Я тоже был рад тебя тогда увидеть.

— Спортсмены! — кричит нам Паша, затягиваясь сигаретой. — Давайте на выход, моя любимая парочка. Хочу закрыть все и завалиться отдыхать.

Ваня отпускает меня и идет на выход. Жмет руку охраннику и переспрашивает:

— Твоя любимая парочка?