Пришлось мне опустить голову – так было проще. Шея затекла и я не мог больше держать ее ровно, тем более кто-то, держась за поручень, чуть ли не положил свою мощную руку мне на голову. Все, что мне осталось – это разглядывать чужие башмаки и сумки, которые держали внизу, чтобы их не унесло. Свои ботинки я не видел – они разъехались в разные стороны. Вообще все стояли как-то странно, будто бы играли в игру, где нужно ставить ноги и руки на разноцветные кружки. Я видел ногу человека, который стоял от меня в нескольких метрах. Или это была не его нога… Все смешалось, и было темно. Перемешанные провода – вот что все это напоминало.
И среди этой мешанины конечностей, обутых в разные башмаки, кеды и туфли, среди темного пространства что-то вдруг блеснуло. Не знаю, что это было, но когда я перевел взгляд туда – там была только штанина и выглядывающий из-под нее носок. Это могло быть что угодно. Может, от потерянной монетки отразился свет, или маленькое стеклышко. Но оно ведь тоже как-то туда попало. Монетку кто-то обронил. Кто держал ее до этого? Сколько человек? Где она побывала? Всегда было интересно проследить ее жизнь от станка до меня. Окунуться в…
Видели? Опять. Что-то блеснуло там же, только что, вот сейчас. Опять! Это… свет. В темноте любой свет кажется ослепляющим. Просто свет падает на пол, нашел щелочку меж ног и теперь покоится на полу. Ничего особенного.
А ведь он тоже может быть чем угодно. Вдруг это… дыра? В другое измерение или что-то такое? Почему нет? Может это земля с той стороны? Там сейчас утро – вот и свет.
Разглядывая световое пятнышко, которое не двигалось, я почему-то почти убедил себя в том, что это точно дыра в другой мир. И мне стало радостно. Я улыбнулся, не боясь поймать на себе чужие взгляды – здесь всем было не до людей. Свет все еще там. И он… греет. Он него прямо исходит тепло и умиротворение. Как щенок на войне. Новая жизнь на бойне. Надежда.
Когда двери открылись, все чуть расступились, чтобы выпустить меня. На станции было несколько человек. Они посмотрели на меня так, будто бы ждали меня. Может мне показалось и я устал, но меня все еще несло туда, наверх, ко всем, к действу, которое вот-вот развернется. Не я действовал, но что-то во мне. Что-то неясное и смутное, как истина, которую вот-вот разгадаешь, стоит лишь найти недостающий пазл.
Я вышел. Желтый свет фонарей, ночная свежесть, шум голосов, запах асфальта, тучи, люди, несколько огромных экранов. По ним вещают рекламу. Все ждут семи часов. Я жив. Мне кажется, я жив. На самом деле я ничего не понимаю.
Играет музыка. Что-то легкое, с электрогитарой. Крики вырываются из толпы один за другим, непоследовательные, хаотичные. А я снова куда-то пробираюсь. Людей много – никогда не видел столько. Но почему-то я всюду нахожу куда поставить ногу, где протиснуться, где свободно пройти, чтобы добраться поближе к сути сегодняшнего дня – к экранам, на которых повторяется одна и та же реклама.
На часах без четверти семь. Осталось немного. Вы не знаете, что случится? Никто не знает. Нам и сказали-то всего: такого-то числа в семь все и случиться. В каждом телевизоре, в каждом радиоприемнике, везде, в семь часов, сегодня, нам скажут, для чего мы жили. И будем жить, возможно. Нам скажут, в чем смысл всего. И знаете кто?…
Мне наступили на ногу. Я очнулся от раздумий и поднял взгляд вверх. Молодой парень, извиняясь, поднял руки, одной взял меня за предплечье и прошел мимо. За ним еще пара человек. И тут все потухло. Центр погрузился в кромешную тьму. Все: фонари, фары, окна, реклама – все потухло. Весь город. Может и вся планета. Ничего нельзя было разглядеть. Вообще ничего.
Стало тихо. Никто не решался нарушить тишину. Лишь изредка кто-то шептался. Мне не с кем было шептаться. Но меня распирало предчувствие чего-то громадного. Мне хотелось взять кого-то за плечи и трясти, пока он не почувствует то же, что чувствовал я. А я слишком много чувствовал. Я был и счастлив, и напуган, и взволнован, и спокоен, и несчастен, и поражен, и не удивлен. Я был зол, я был жалок, я был человеком, стоящим пред лицом… Бога. И если он меня разочарует, я умру. Здесь. Сейчас.
Ничего не происходило. Тихо и темно. Ветер трепал прически, а биение сердец сливалось в общую барабанную симфонию. У кого-то зазвонил телефон. Нехитрая мелодия разлетелась по всей площади. Послышалось шуршание, видимо, телефон доставали из кармана.
– Алле? – сказал кто-то довольно далеко от меня, в толпе – Нет, еще ничего… Да, у нас тоже… Да? Черт возьми… Сильно?… Я приеду, да… Да, хорошо… Да, да, черт возьми, я…
Кто-то стал пробираться сквозь толпу. Этого нельзя было не почувствовать, потому что он толкал одного, тот следующего, и так волна шла чуть ли не по всем.
– Они не приедут. Они тоже, наверное… – раздалось совсем близко от меня.