Фонд последней надежды

К пяти часам стол пенился белоснежной скатертью, хрусталь сиял, а салфетки были свернуты золотыми руками Ритуси зайчиками и белочками. Аппетитные вулканы салатов вызывали лавовый ток слюны, буженина лоснилась, заливное давало слезу, икра, выложенная на специальное блюдо чёрно-красными шахматными клетками, наводила на мысль о том, что жизнь прожита не зря. Гигантский гусь-мутант, обливаясь соком, доходил до кондиции в духовке.

Ася, красная, распаренная, с ломотой в спине и чудовищной головной болью, ушла в свою комнату переодеться. Как выяснилось, хозяйку ждать никто не стал. Когда она вернулась, гости уже выпивали по второй. Влад, в стильной рубашке-апаш и кожаных штанах, то и дело кокетливо встряхивал растрёпанной белокурой гривой, похохатывал, жовиально ухаживая за главными гостями суаре.

О шуйцу великого писателя (именно так именовали в своих тостах зарумянившегося Влада его «ребятки») расположилась Ляля Кулинич, громадная тётенька лет сорока, главный редактор журнала «Книгоман». Она была укутана в тигровой расцветки кокон, потела, как гусь в духовке, стыдливо утираясь бумажными салфетками, и смачно поедала заливное, то и дело роняя объедки на чудовищный бюст. О десницу, как волнистый попугайчик на жёрдочке, сидело на краю стула миниатюрное существо в круглых очках с неимоверным количеством диоптрий, от чего глазки существа казались раскалёнными булавками. Это была главный редактор альманаха «Пояс Мнемозины» Нинель Борисовна Мракова. Серо-зелёные волосы её были убраны в тугой комок на макушке, тельце утопало в складках серо-зелёной шерстяной кофты.

Ася налила сама себе соку, обвела глазами публику. Из бывших завсегдатаев севостьяновских суаре она узнала лишь совершенно растерянную начальницу свекрови. Начальница сидела в самой гуще ребяток, которые, шумно перекрикиваясь через её барашковую голову, то и дело безразлично толкали её в бока. Сама Вера Ивановна явилась к столу вслед за Асей. Едва усевшись, старушка, дробно хихикая, опрокинула на себя блюдо с сациви, расплакалась, была уведена Асей в свою комнату и уложена спать.

Ребятки, варварски мешая благородные французские вина с водкой «Финляндия» и немецким пивом, вскоре разошлись не на шутку, принялись, перебивая друг друга, выкрикивать свои вирши. Одна из поклонниц без предупреждения залилась фальшивыми руладами а-капелла. Суаре стремительно перерастало в банальную пьянку. Жалобно звенели бокалы, вскрикивали тарелочки сервиза «Мадонна», столовое серебро сыпалось на пол… Кто-то безутешно зарыдал. Поэт Жека с родинкой-злодейкой на щеке прыгнул Владу на колени и, визжа, заболтал в воздухе худыми, обтянутыми лосинами, ногами.

Нинель Борисовна в ужасе принялась терзать сотовый телефон. Толстуха Ляля, задом, как гигантская черепаха, выкарабкалась из-за стола. Ася вышла вслед за ней.

На кухне тушканчиком у норки сидела на табуретке бедная Ритуся — гуся сторожила.

— Беги домой, Ритусик! — Ася достала из холодильника пакеты с салатами, сунула в Ритину сумку вместе с коробкой конфет и бутылкой колы. — Близнецов своих от меня расцелуй.

— Ой, спасибо, Асюха, а я их одних оставила, мать в больнице. Гуся вот только выну и пойду…

Ляля курила у открытого окна. Ася подошла, достала сигарету.

— Ужас, да? — неестественно тонким голосом сказал Ляля, выдыхая, как дракон, могучие струи дыма из ноздрей. — Бардак какой-то… Мальчико-девочки эти… Ой, извините…

— Да ничего, — засмеялась Ася. — Так и есть, вообще-то. Я уж привыкла. Это вы извините…

— Ой, бросьте, я и не такое видала. Я же филфаковская девчонка. А вас Аня зовут?

— Ася. Я тоже… филфаковская.

Ляля сбросила пепел с сигареты:

— Пед или универ?

— Универ.

— И я.

Помолчали.

— А «Культуру речи» у вас Барчунов вёл? Такой жуткий сморчок в ермолке?

— Ага. Правда, уже старенький был… Помер, когда я на пятом курсе училась.

Ляля вздохнула. Выбросила окурок в окно.

— Да. Бежит время. Ася, вы меня простите великодушно, я смоюсь потихоньку? У меня тоже дети дома одни. А это такие бандиты — ужас!

— Конечно, конечно, — с завистью сказала Ася. — А сколько у вас?

— Трое… Мальчик, мальчик и ещё мальчик, — видимо, привычно пошутила Ляля. — Бандформирование. Муж так говорит. Вы передайте Владиславу Сергеевичу мои извинения.

— Да… Скажите, Ляля… А как вам его вещи? В смысле, Влада, — Ася и сама не знала, зачем это спросила. Наверное, хотела немного потянуть время, потрепаться с малознакомым, но неожиданно приятным человеком.

— Вещи? А, проза? Ну… — Ляля спрятала глаза. — Очень миленько. В России у него явно есть шансы. Изысканная манера. Философичность. Размышления, там, всякие. Язык приятный. — Ляля покосилась на часы. — На мой взгляд, здесь ему ничего не светит. В Москву надо ехать, там издаваться.

— А он, по-моему, хочет у вас напечататься, — ляпнула Ася и тут же пожалела о своих словах. Ляля эта, конечно, выглядит вполне нормальным человеком, но кто их знает, всех этих писателей-редакторов?

— Да ежу понятно, — раздраженно сказала Ляля. — Это они так себе резюме делают. Эти мальчико-девочки.

Ася вздрогнула.