Фонд последней надежды

— Отпустили отца. Подписку взяли, чтоб молчал. Могли и не брать — никому он об этом ничего не рассказывал до самой своей смерти. Дружба его с чеченцем и русским с того дня кончилась. Русский парень с ума начал сходить. Глаза себе стёр так, что кровью плакал. Через месяц на мине подорвался. А чеченец повоевал еще. Смерть свою нашёл в Румынии. Умирал страшно — захватили его немцы, и его же кинжалом, ещё живого, на мелкие кусочки порезали. Отец вернулся с войны героем. Молодой, красивый, грудь в орденах, из уважаемой семьи. Казалось, ждут его в будущем только радость и заслуженный почёт. Но счастья не было в его дальнейшей жизни. Двух жён подряд схоронил, одну за другой. Из пятерых детей трое младенцами умерли от туберкулёза, выжили лишь мы с сестрой. А в пятьдесят втором отца арестовали за шпионаж в пользу польских националистов. Освободили через пять лет по амнистии. Что война не сделала — сделал проклятый лагерь: вернулся отец сломленным человеком. Поседел. Пил много. Работал и сапожником, и горным проводником. Болел сильно. Умер молодым — до пятидесяти не дожил. Перед самой смертью позвал меня и рассказал эту историю. А в конце добавил, что завидует своим бывшим друзьям, которых призраки затравили. Лучше бы и он в бою погиб, чем столько лет мучиться…

Карим Каримыч сложил ладони ковшиком и провёл ими по лицу, нашёптывая молитву. Все почтительно помолчали.

— А ш-што это з-за польяки п-пыли? — наконец, не выдержала Алия№ 2, в волнении поблёскивая брекетами.

— Перед самой войной Сталин велел расстрелять и тайно захоронить в громадной яме тысячи пленных польских офицеров в местечке Катынь, — ответил Карим-ага. — Ну, про это сейчас все знают… Там прошлой весной самолёт с польским президентом разбился. Году в 95-м меня пригласили в международную комиссию, которая расследовала катынскую трагедию. Поехали мы всей комиссией на место захоронения. И в тот момент, когда нога моя ступила на широкую лесную тропу, вся история сложилась воедино…

Мрак сгустился над столом, и даже ёлочка вроде бы потускнела. Аромат хвойной смолы, растопленной свечками, стал слабеть. Никто не чавкал мандаринами, не булькал лимонадом, даже сигареты были затушены в чайных блюдцах.

Алия№ 1 бодро ударила по струнам, перебивая общую гнетущую атмосферу, и пролаяла пару куплетов по-немецки на мотив «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Коллеги загомонили, снова принялись за чёрствые бутерброды и шампанское, со всех сторон послышался весёлый смех.

И уже скоро все слушали путаную байку рыжего диджея Саши о том, как он, учась в Питере на инженера, видел как-то раз в старой коммуналке, где зависал с какой-то местной рок-группой, безголового солдата в истлевшем петровском мундире. Солдат, широко разведя в стороны обугленные руки, бродил меж спящими участниками вечеринки (дело происходило ранним утром), тихонько выл и, видно, голову свою искал.

— Гоголь ты мой, — прокомментировала рассказ пьяненькая Юлька Меделяйте и с чувством расцеловала бой-френда.

Без паузы выступил Николай-улы, поведав про подвиги его собственного деда, семиреченского казака, который отличился под началом генерала Скобелева в битве с кровожадными кокандцами. К чему было рассказано это занудство, никто так и не понял, но Идрисовна, стрельнув глазками в бедного Еркенчика, кокетливо предложила сыграть в «казаков-разбойников».

Тут все вразнобой начали болтать о казачьих кладах, о купеческих послереволюционных захоронках, наконец, о скифских курганах, в которых воины-кшатрии, веками патрулировавшие Великий Шелковый Путь, заботливо сберегли сокровища своих предков-атлантов с затонувшего в невообразимой пучине веков континента Му… Камилла Джакоповна почему-то сильно на это обиделась и дала звонкую пощёчину подвернувшемуся Амбцибовицкому.

Дискуссия о происхождении атлантов свернула на проторенный путь телег об инопланетянах, якобы, до сих пор посещающих Землю в поисках древних кладов — наследия погибшей Атлантиды. Олег зевнул и взглянул на Асю: она, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, жадно слушала всю эту ахинею. С кончиков пушистых волос золотом стекали рыжие блики свечей.

Общество на глазах распадалось на парочки. Мойдодыр спал во главе стола, поддерживаемый с одного бока верным Артёмом, с другого — невозмутимой Корнелией. Гитара Алии№ 1 выдавала то «Вагончик тронется…», то «Гёрлз», то побитые молью хиты Сердючки. Гамаюныч щедро угощал желающих коктейлем «Деревянный мальчик»: одна часть водки, одна коньяку, одна — лимонада «Буратино». Пипл, размахивая бенгальскими огнями, потянулся на танцпол. Оставшиеся развлекались бородатыми анекдотами.

«Пора», — решил Олег. Он встал, потянул за собой Асю — вроде бы потанцевать. И решительно увёл.