Фоновый свет

на белорусские спички и карамель «Дюшес»

детское время ноль восемь копейку к зрачку придвину

сквозь поредевшую кожу пробор серебра на вес

так они машут тебе из далекой прекрасной дали

под неприкрученный вентиль где пепел ресничный врозь

за берегами тепличного Брайля забыли недострадали

нет вам размена печали и выбрать не удалось

где по ребристому гуртику цифры твоей кончины

добрые девушки пишут стихи дракона разить копьем

119

речью сошедшей как мельхиор с отколовшейся половины

теплое тело твое избывает тебя живьем

***

то, что я помню наизусть

про «liebe dich», а потом «ich sterbe»,

не вызывает светлую грусть,

прежнюю грусть, но бумага стерпит

скудные памятки: «выпал снег»,

«завтра купить крупу и селедку».

что тебе делать теперь без тех,

снегом кому выстилают кротко

красной дороги куда-нибудь

для безбилетных с культей дрожащей

их полотно. пятьдесят на грудь,

влево чуть-чуть. и дышать бы чаще,

и улыбаться, когда на свет

вылетит птица стеклом наружу,

только в стихах окончанья нет —

снова строку забываю ту же.

120

***

над корешками книг запрещенных и старыми песнями о влюбленных

и светом над вечною мерзлотою истории больше не быть простою

павлиньим пером из медвежьей шкуры фамильным пирожным от тети Шуры

так глянец вины и здоровой пищи тебя заставляет казаться чище

разгадывать дым от его «Казбека» с отменой пропорций кладет под веко

твой старенький дом вечным детством мертвых во всех очертаниях полустертых

ты видишь теперь на ковре где Репин и серенький волк там из гипса слеплен

и плачет Аленушка над водою истории больше не быть простою

истории больше не быть и чудо поддельною подписью ниоткуда

проступит а лучше бы акварели во что бы мы верили как умели

121

да и не жарко у нас не то что в родном Петрограде

Бердяев пишет статью о соблазненном стаде

наборщику отнес наборщик выбросил яти

молитвы бубнил под нос и лезвием Христа ради

одним казанским крестом от ключицы до уха

Бердяев выжил потом но слышал гласные глухо

купил в аптеке один пакет порошка в цидулку

а был ведь чей-то он сын и в ухо падали гулко

Анна-Анна безымянно лежит в лимонаде «Колокольчик»

истопник ей в левое ухо льет целительно йод

а в правое ухо поминальные песни любви поёт

да и не жарко у нас и не холодно всплыла в некотором отдалении

от городских коммуникаций

и растет в кружке с водой скоромным грибом-коробом

а Бердяев несколько спичек украл у прошлых своих хозяев

стыдные тайны хранит на тыльной портрет

are you going to be from the capital of this state

вот и давеча застрелился сначала в диву одну влюбился

а потом всё равно застрелился и все сказали что он эстет

и вода каплет из уголка все сказали что это река

но откуда река на этом пятом на квадраты снова разъятом

122

Бердяев видит что это неплохо от черного Бога в петлице

так и будет ковыль домотканая степь до парадной стелиться

123

нет попомни мое слово мы с тобой не увидимся снова говорит

скоро Верден последнее мирное лето мир треснул по шву

и прочие штампы в которых я дальше живу

можно просто сказать mutabor не зря прочитали Гауфа и латынь

не молчи да исполнится прежде всего до рассвета сгинь

вот нечистая мерная поступь истории знак вычитания корня

тесные босоножки твой линкор убит на первый раз все утонули

серебра самородок пули ровно ложится сердце твое похоже на

тесные босоножки но вот все вернутся обедни заказывала жена

питательные обеды из трех блюд и компота

смерть это не то что жизнь это утомительная работа

нет попомни словарный запас уже не спасет никого серебро вкуса олова меди запекшейся крови

кровь в висках молчит и это чувство пока что внове

поверенные слуги любимые femme хрусталь «О Германии» книга мадам де Сталь

да что они все там знали пометки только вначале

смерть это просто скука в буквы щуриться близоруко

изобретать свой детский трехколесный велосипед

никого нет рядом совсем никого здесь нет

124

иностранный шпион оказался девицей из Лодзи

надевая манто на свои сиротливые кости

на пивные ларьки надевая кумач ноября

столько красных открыток и первая жизнь за царя

столько красных открыток и угол затертый где адрес

словно в жизни чужой и могла удержать лишь вина нас

незнакомое имя центон где всегда и во славу

перестроиться по часовой поворота направо

отвели за овраг подержали лицо над корытом

лучше жить на войне или в мирное время убитым

для пошива знамен разлинованным стянутым в узел

нет пока что еще не убил лишь немного контузил

это руки дрожат кто сказал что сегодня от страха

оплывает ноябрьским дождем силуэтов бумага

так тебя вырезали на свет точки ставили мимо

освещения нет эта музыка неотвратима

125

от сердечной недостаточности любви от невралгии верхних полок Макондо

теперь всё ближе колокольчик звенит на вокзале гордо

потерпи немного еще степь глядит в того кто к степи равнодушен

всматривается в него на ощупь в поисках сколов или отдушин

неужели этот хутор на пять домов то о чем мы столько читали

праздничные черепа на магнитиках несоленая кровь граали

второй в подарок экскурсовод считает в пути отставших

такая натура вот-вот уйдет новые туфли из замши

посмотрите направо здесь жил майор да в общем-то это обычный двор

какая разница кто здесь жил когда на земле воцарился мир