и мы наконец-то перестали хоронить своих мертвых
сортировать их как пластик и мёд в зависимости от сорта
предоставлять им жилье по вкусу вот это майорская типовая изба
чисто выметены полы сошла на винтах резьба
ничему не учит история никогда расчесывай лён и слушай
как музейное веретено скрипит и верней и глуше
никто не смотрит на тебя с той стороны экрана
никому не интересно что скажет дальше гид окончивший курсы в Приморских Альпах
растет ли в этих краях боярышник или скажем катальпа
сколько рунных овец выпасают за год в этих угодьях
королева смерти статистика будем без сладкого мы сегодня
пересчитали всех вон та пара из Гомеля мать-одиночка ребенок в синем пальто
126
все остальные люди которых тоже не узнает никто
грузятся спешно в автобус и засыпают под скучный блюз
от равнодушья во сне улыбаясь за воротниками блуз
127
у императора ромеев корона из черного аконита
что-то такое в море черном в крови чужой так разлито
смертию юность свою поправ император ромеев это удав
глиняной плошкой хлебает свои слёзы
пантократор покамест его спас но уже посматривал косо
это бульварный роман с элементами готики у кого-то выкололи глаза
кого-то сбросили в ущелье на растерзание орлам и всё задокументировано
вот пример как нельзя потому что ты называл меня византийской принцессой
и больше я ничего не могу о Византии вспомнить
у императора ромеев дворец похож на скорлупу из трещин
на морскую звезду на вершине самой высокой горы на склизкого опарыша
думать какого там еще на расстрел ведут сегодня товарища
просят загадывать желание побыстрей курить свой мир по частям но быстро
отмечать все храмовые праздники день отечества и связиста
на задворках империи так неказисто варвары и латиняне
наполняют амброзией черепа подносят осколки няне
Евлогия шлет монахам счета до сей поры и казна пуста и азбучные истины для самых маленьких
Евлогия должна выйти замуж за латинянина или уйти в монастырь
или сначала первое а потом второе но никак не наоборот останки свободы воли
ее багрянородный шелк вместе с червием в пыль смололи
так и смотрится в пустоту как в морок вод Галаты
император ромеев помнил вон ту но тоже исчез куда-то
128
вот и оттепель твоя заканчивается подснежники Красной книги распродают со скидкой
в крови автоматов жидкой шиповник из общей тары в остатках земли колено
очередь здесь никогда не заканчивается но дождаться всенепременно
нужно своего дня и часа вывески «Закрыто» в горле сберкассы
правильные ноты вывихнутых суставов
составителей апокалипсиса толкователей общевоинских им уставов
мало присылают сюда пора ковать кадры пока горяча ладонь на холодном лбу
пока выдают в одни руки пять коробков и крупу
и овсянка поёт на деревце чахлом в кефирной кормушке млея
оттепель не начинается никогда на несколько сот теплее
в плотном пчелином рою виньеткой соленой едкой страны
где лучше вы говорят проходите мимо здесь только царство вышнее только душа любима
а чем еще усмирить плоть как не розгой проходите мимо лучше пока не поздно
кто как мы взыскует Града Божьего и сладкого йогурта творожного
наслаждение которого ты достойна и плоть слаба и душа покойна
не закончится никогда эта игра в города они тебе «а» и ты им в ответ «а»
натура мертва на древе ларец в ларце утка и мышь
скорее всего и ты просто сейчас не спишь
129
все эти мальчики девочки одинокие филологи конца нулевых
обязательно скажут что стихотворение — это не «стих»
помянут к ночи Джойса Северянина и Гладкова
ничто не ново под луной нигде ничего не ново
официанты закрывают счета ждут пока допьешь свое пиво
после жизни чужой здесь наверное некрасиво
оставаться ждать метро помесь гари и кофеина
время ушло но наши писатели в целом писали длинно
хватит на всех несбывшейся нежности в неразборчивость самиздата
в майский озноб пересказанный нам когда-то
в лишних подробностях тонет всё и всё сохраняет память
буквы теперь ни одной наверное не исправить
буквы теперь ни одной не проступит на этих стенах
где сплошной чередой купцов и военнопленных
распускается ноль последнего турникета
где количество слов зачтется тебе за это
130
черная-черная рука уже нашла твой подъезд мальчик-с-пальчик и жалок наш балаганчик
белки в Лубянском проезде вот он висит этот щит к филенке прибит тело белое пеной спит
в яме спасибо дорогу найдем мы как-нибудь сами
следовать за приятными женскими теплыми голосами
за угол повернуть проползти хоть еще чуть-чуть
что у тебя в груди кислое яблоко с прошлой перемены а в подвале пристав за предательства и
измены
родине-матери с пряничным домиком из кнута (эта символика города смерти не так чтоб очень
проста, но и не слишком сложна)
оскверненных святынь здесь в меру экстренный телефон на прямую линию мэру там где раньше
«массаж и любые виды досуга»
как же это легко — никогда не любить друг друга
не оставить уколом прививкой «укус комариный» вакцину от горького глаза
как это легко — ничего никому не оставить по смерти, ни разу
дрожащей рукой не чертить на крови ни сердечки, ни стрелы,
пока твое сердце не лопнет в груди от межреберных мышц неумело
***
рвет занавески метель, в ощущеньях дана снаружи, в утлой печурке тлеют мертвые души