Фонтанный дом его сиятельства графа Шереметева. Жизнь и быт обитателей и служителей

В дальнейшем отец его, отпущенный вотчинной конторой на оброк, служил конторщиком или домашним учителем в окрестных селах и городках. В 1815 г. его сын Александр Никитенко окончил Воронежское уездное училище. Дальнейшие события в жизни молодого человека разворачивались уже в городе Острогожске Воронежской губернии, где он, не имея возможности продолжить образование как сын крепостного, давал частные уроки, сблизился с людьми из образованной части местного общества, с некоторыми дворянами, с офицерами расквартированных в городе полков, с духовенством. Он добился, несмотря на свой юный возраст, известности и уважения, но над ним тяготели два ярма, как он сам писал, — ярмо крепостного состояния и ярмо нищеты. «Я решился написать графу… и попросить у него свободы для того, чтобы окончить образование, начатки которого он мог видеть в этом самом письме… Мои слабые данные на успех заключались в слухах о доброте графа да в расчете на его молодость… Он прекрасно воспитан под руководством такой благодушной особы, как императрица Мария Федоровна. Он учился гуманитарным наукам, истории; конечно, почерпнул оттуда уроки благородства, благодушия и проникся сознанием своего высокого значения, как наследник знаменитого рода… В заключение я просил у графа позволения явиться к нему лично, чтобы на словах подробнее изложить ему мое дело». Не получив ответа, Никитенко написал снова, и спустя некоторое время, 17 января 1821 г., через Алексеевское вотчинное правление пришла резолюция: «Оставить без уважения». Даже спустя много лет после этого события Никитенко не мог удержаться от горькой обиды, испытанной им тогда: «…его много и хорошо учили, но он ничему не научился. Говорили, что он добр. На самом деле, он был ни добр, ни зол; он был ничто и находился в руках своих слуг да еще товарищей, офицеров Кавалергардского полка… Слуги его безсовестно обирали, приятели делали то же, но в более приличной форме: они прокучивали и проигрывали бешеные деньги и заставляли его платить свои долги…»[750]

Однако судьба к Никитенко благоволила, и, когда в Острогожске образовалось Библейское общество, он в конце 1822 г. стал его секретарем. Патроном этого Общества был министр… князь А. Н. Голицын, который скоро узнал о подающем надежды юноше и настоял на вызове его в Петербург. В мае 1824 г. Никитенко прибыл в столицу. «Я отправился прямо в дом графа на Фонтанке. Там меня ожидало помещение с чиновниками канцелярии. Я говорю с чиновниками, потому что занятия, положение и оклады служивших в графской канцелярии ничем не уступали казенным… Мне был оказан вежливый и даже радушный прием, но с сильным оттенком любопытства. Здесь уже знали обо мне через переписку князя Голицына с молодым графом… Затем я явился в канцелярию для знакомства с главными начальниками ея… Их было два — Мамонтов по финансовой части, и Дубов, по другим отраслям администрации графских имуществ…»[751] Мамонтов сразу же сделался его другом, в то время как Дубов обнаружил в себе его врага. Непросто было уговорить графа Дмитрия Николаевича отпустить на волю молодого человека, но вмешательство В. А. Жуковского и других влиятельных особ увенчалось успехом: 11 октября 1824 г. Никитенко получил отпускную. В апреле 1841 г. освобождены от крепостной зависимости его мать и брат Григорий с его семьей.

После получения вольной А. В. Никитенко поступил в Университет и окончил его в 1828 г. со степенью кандидата прав. С 1829 г. он на государственной службе, с 1830 по 1852 г. преподавал в Университете, а также русскую словесность в римско-католической духовной академии. В 1833 г. его назначили цензором, на этом непростом поприще он подвергался наказаниям за пропуск в печать некоторых сочинений. Много писал и он сам, был дружен со многими столичными литераторами. А. С. Пушкин в письме к Плетневу назвал его «лягающимся осленком». Одно время Никитенко являлся редактором журнала «Современник». В 1853 г. его избрали в члены Императорской Академии наук.

Из его дневников ясно, что он принимал самое деятельное участие в идейных сражениях эпохи «Великих реформ». Вот несколько характерных записей: «1858. 16 января. Обедал у графа Блудова. Там были: П. В. Анненков, издатель Пушкина, и Ковалевский, директор Азиатского департамента. Разговор о литературе, которой хочется говорить о главном современном вопросе — о свободе… и о цензуре, которой очень не хочется этого дозволить…»[752]; «1859. 1 января. Обедал вчера у Гончарова, где человек несколько литераторов, а именно: Тургенев, Боткин, Анненков, Панаев, Некрасов, Полонский, Дружинин. Обед был роскошный и довольно оживленный. Между прочим, был выпит тост „в честь лучшего гражданина“, которым хотели почтить меня»[753]. На страницах его «Дневника» нашлось единственное упоминание о графе Шереметеве. 3 февраля 1877 г. у него на квартире состоялось заседание, где обсуждалось издание сочинений князя П. А. Вяземского. Среди присутствовавших назван и граф Сергей Дмитриевич, который и финансировал это издание[754].